Ханнес Ростам - …Ваш маньяк, Томас Квик

— Эта фотография снята в тот день, когда был убит Томас Блумгрен.

Кристер ван дер Кваст растерянно смотрит на снимок.

— И что?

— В этот день Томас Квик и его сестра-близнец проходили конфирмацию. Вы допрашивали по этому поводу сестру, так что меня интересует, где находятся эти сведения. Где протокол того допроса?

— Об этом я должен спросить Сеппо. Я не помню. Я был бы очень удивлен, если бы выяснилось, что такие простые сведения были упущены из виду. Не буду здесь никого оправдывать, но я ничего не принимаю, пока мне все не предъявят в безукоризненном виде.

Кристер ван дер Кваст прекрасно понимает, что ему не удастся свалить все на Сеппо Пенттинена. Как руководитель следствия, он утверждал все протоколы проведенных допросов, и именно он в конечном итоге несет ответственность за объективность следствия. Материалы, которые противоречат его обвинению, ни при каких обстоятельствах не должны быть сокрыты. Поэтому он тут же заверяет, что провел следствие наилучшим образом, насколько это было возможно:

— Я совершенно открыт, чтобы… Если выяснится, что что-то не так, то я скажу: «Это ошибка, мы попали пальцем в небо, все пошло наперекосяк, нас провели». Но прежде чем кто-то заявит, что здесь серьезная ошибка, я возьмусь сказать, что это должно быть обосновано. За все эти годы я не встречал ни одного человека, который привел бы серьезные аргументы. Ни в одном из этих дел.

Настало время раскрыть тайну, которую я носил в себе более двух месяцев.

— Дело в том, что Стюре Бергваль взял назад свои признания, — говорю как можно более ровным тоном.

— Ну что ж, ну и пожалуйста, — отвечает ван дер Кваст, пожав плечами. — Я всегда работал над этим делом с тем расчетом, что даже если он откажется — доказательства все равно останутся. — Он задумывается. — Стало быть, именно так вы собираетесь начать программу? В записи или как?

— Да, каждый скажет свое, — говорю я первое, что приходит мне на ум в моем взбудораженном состоянии.

— Ха-ха-ха! Вот это настоящий сюрприз. Что он отказался. Так он взял все назад при вас? Все разом?

— Да.

— То есть он якобы ничего не совершал?

— Именно.

— Но есть одна проблема. По-прежнему нет никакой уверенности в том, что сказанное им сейчас — правда, а все прежнее было неправдой. В таком случае пусть объяснит, как все это вышло. Меня бы очень удивило, если бы он сказал, что его напичкали теми сведениями, за которые потом осудили.

— Одно можно утверждать точно — что его пичкали лекарствами, — говорю я.

— Да-да… Я не опровергаю, что он получал различные лекарства, но я не могу оценить силу их действия.

— Мнение врачей, что дозы значительно превышали дозы потребления у наркоманов. Даже на видеозаписи ваших следственных экспериментов слышно, как он говорит: «Мне нужно еще ксанора. Мне плевать, что я превышаю дозу».

— Наверняка так и было. Он находился в таком плохом состоянии, что ему приходилось обращаться за помощью к медикам. Так это воспринималось. Верно или неверно…

Раз уж мы заговорили о лечении и препаратах, я спрашиваю ван дер Кваста, как он относится к тому, что у Квика изначально не было воспоминаний ни о детстве, ни об убийствах, что все воспоминания были вытеснены и восстановлены задним числом. Как он относится к теории объектных отношений и психотерапии Биргитты Столе?

— Ко всему этому лично я отношусь с исключительным скепсисом! Я на такие модели не покупался, а ориентировался только на факты. Это скорее рабочий инструмент для проведения следствия. И использование всяких техник наподобие когнитивного метода ведения допроса. Это было полезно попробовать.

— Вы знаете об иллюзии Симона?

— Да, и обо всей проблематике. Есть люди, которые придерживаются теории Фрейда и занимаются всякими разными представлениями. Но это дело Столе — с профессиональной точки зрения обосновывать такой подход. Однако для меня как для прокурора это никогда не имело значения.

— Но для рассказов Квика это имело значение?

— Да, это делало возможным то, что… я не знаю, как они взаимодействовали в психотерапии, я не в курсе этого.

— Но вы же были очень даже в курсе!

— Ну, я не очень в этом разбираюсь. Но я повторяю — это не имело для меня значения, а было важно то, что в результате всего этого выяснилось.

Прокурор Кристер ван дер Кваст принял воспоминания, восстановленные в процессе терапии, и положил их в основу своего обвинения в убийстве, но при этом утверждает, что относится «с исключительным скепсисом» к вытесненным воспоминаниям, восстановленным в процессе психотерапии. Очевидно, он желает размежеваться со всем, что может быть воспринято как психологические фокусы.

— Я утверждаю, что приговоры судов строились на неоспоримых фактах. И я возражаю… Я имею в виду, что это оскорбительно — утверждать, будто нас ввели в заблуждение таким образом, что мы якобы поверили Квику на основании каких-то общих психологических теорий. Или что мы якобы осознанно манипулировали, чтобы получить доказательства. Я имею в виду — это полная ерунда!

Интервью продолжается, переходя от дискуссий о деталях к прямым перепалкам по поводу интерпретаций и оценок. Задним числом Кристер ван дер Кваст расскажет об этом так: «Меня допрашивали в течение четырех часов». Верно, что интервью продолжается именно столько. Под конец мы оба уставшие и совершенно измочаленные. Кристер ван дер Кваст говорит, что сам, к счастью, может больше не ломать голову над этим случаем. Однако хочет предупредить меня по поводу рискованности сложившейся ситуации.

— Хвататься за тот или иной вариант, который он по непостижимым причинам решает изложить, — с этим я бы точно не торопился!

— Спасибо за совет, — вежливо отвечаю я.

— Он обладает исключительной способностью манипулировать людьми, — поясняет ван дер Кваст.

Ларс Гранстранд упаковывает осветительные приборы, штативы и провода. Когда он уходит, я остаюсь и еще почти час продолжаю беседу с ван дер Квастом.

Я осознаю, что в сложившейся ситуации мы оба рискуем. Хотя теперь я совершенно уверен, что Стюре Бергваль не виновен в тех восьми преступлениях, за которые осужден, и безоговорочно полагаюсь на те материалы, которые намерен показать по телевидению, невозможно закрыть глаза на тот факт, что шесть единодушных судов, канцлер юстиции и прокурор, ведущий борьбу с коррупцией, — слишком серьезная компания авторитетов, чтобы так запросто ставить их действия под сомнение. В конечном итоге либо мне, либо ван дер Квасту не поздоровится. Оба мы не сможем выйти из этой переделки, не уронив своего достоинства.

Похоже, Кристер ван дер Кваст размышляет о том же самом.

— И каков же будет результат всего этого? Он будет сидеть перед камерой и рассказывать, что невиновен? Что он все это придумал?