Ханнес Ростам - …Ваш маньяк, Томас Квик

— Вы как-то использовали это?

— Как бы я мог это использовать?

— Я могу представить себе, что несколькими способами, но как адвокат вы знаете это лучше, чем я.

— Поскольку вы сами не можете сформулировать, как я должен был это использовать, то я не буду отвечать на этот вопрос.

Боргстрём полностью отрицает ценность того, что я ему предъявляю. По его словам, материалы следствия настолько обширны, что в них можно найти доказательства любой гипотезы. Даже если я найду девяносто неверных сведений и десять верных — это не имеет значения.

— Достаточно одной верной детали, — утверждает Боргстрём.

Я начинаю сомневаться, что правильно понял его, и переспрашиваю:

— Девяносто девять неправильных и одна правильная?

— Да, если эта правильная достаточно весома, чтобы привязать человека к преступлению. В конечном итоге это оценивает суд.

— Вы можете назвать такую деталь?

— Нет, я не намерен этого делать, но их достаточно много. Надо читать решения суда. Вот так обстоит дело.

Клаэс Боргстрём может спокойно сослаться на единогласное решение шести судов, установивших, что Стюре Бергваль виновен в убийстве восьми человек. Если Квик что-то указал неправильно в девяноста восьми или девяноста девяти случаях из ста, это не меняет главного: решение шведского суда неизменно.

— Канцлер юстиции говорит, что решения очень хорошо сформулированы. Они показывают, как суд размышлял, чтобы прийти к неоспоримому выводу. Мое мнение в данном случае не имеет никакого значения, это оценка суда, — скромно заявляет Боргстрём.

— В некоторых отношениях основания для принятия судом решения не отражают фактического положения дел, — утверждаю я. — Решения суда не дают исчерпывающей картины того, как выглядят доказательства.

— Может быть, не другие, как вы полагаете, сделали неправильную оценку, а вы сами? — возражает Боргстрём.

— Речь идет о фактах, которые легко проверить.

— Нет, — протестует Боргстрём. — Трудно проверить. Вы говорите о столь обширных материалах, что из них легко вырвать части, подтверждающие ту или иную гипотезу.

Интервью продолжается уже больше часа, и мы никуда не продвигаемся. Боргстрём уверен, что я выдумываю какие-то глупости, хотя и признает, что я хорошо подготовлен.

Однако я приберег самый драматический момент под конец, когда интервью уже подходит к завершению. Стараясь контролировать голос и выражение лица, я произношу:

— Ваш бывший клиент, Томас Квик, взял назад все свои признания и утверждает, что он невиновен.

— Да? Ну… возможно, он это и сделал, — растерянно бормочет Боргстрём.

Он пытается охватить смысл такого неожиданного поворота событий — мгновенно оценить возможные последствия для себя, а также столь же мгновенно выработать стратегию для продолжения интервью. Тот факт, что он сам разговаривал со Стюре Бергвалем всего за несколько минут до нашей встречи, наверное, никак не вяжется со всем остальным. Боргстрём щурится под челкой и спрашивает:

— Это его позиция сегодня? Что он невинно осужден?

Я подтверждаю, что дело обстоит именно так. Боргстрём напряженно думает, на лице его появляется чуть заметная улыбка, и к нему возвращается желание бороться.

— Не думаю, что вам следует так уж полагаться на то, что это его нынешняя позиция.

— Да нет, в этом я совершенно уверен, — говорю я.

Тревожная тень промелькивает по лицу Боргстрёма.

— Вы разговаривали с ним сегодня? — спрашивает он.

— Да, разговаривал.

— Когда?

«Теперь ты действительно хватаешься за последнюю соломинку», — думаю я.

— Я не хочу вдаваться в детали, — отвечаю я наконец. — Это не имеет значения. Я знаю, что это — нынешняя позиция Стюре.

— Типичный случай, — разочарованно говорит Боргстрём. — И вы, конечно, не связаны обязательством сохранять конфиденциальность?

Интервью переходит в режим разговора — вероятно, потому, что ни один из нас не в состоянии продолжать. Я рассказываю о приеме Квиком препаратов и об истинной причине того тайм-аута, который он объявил семь лет назад.

В точности как Кристер ван дер Кваст в интервью накануне, Боргстрём перескакивает от большого уважения к вероятности того, что Квик осужден невинно, к отчаянной защите того правового процесса, частью которого сам являлся.

— Вне зависимости от того, какую позицию Томас Квик займет в будущем, ни вы, ни кто-то другой никогда не сможет дать ответ, как все было на самом деле. А пока решение судов неизменно.

И в этом он совершенно прав.

— Ваша совесть спокойна по поводу вашего участия в деле Томаса Квика? — спрашиваю я.

— Я не способствовал тому, чтобы кого-то осудили невинно, — отвечает Боргстрём.

— Это очень смелое утверждение, — говорю я.

— Хорошо, тогда я хотел бы добавить еще одно слово: я не способствовал осознанно тому, чтобы кого-то осудили невинно.

Боргстрём считает, что мне следовало бы подумать над тем, почему Томас Квик сделал то, что он сделал. Я отвечаю, что именно этому вопросу я посвятил много месяцев работы.

Адвокат сомневается, что это так, и напоследок хочет дать мне материал для размышлений.

— Квик попал в Сэтерскую больницу в тысяча девятьсот девяносто первом году, осужденный за разбой. Сейчас две тысячи восьмой — и его никогда не выпустят, даже если он добьется пересмотра дела.

— Разве этот вопрос не находится за пределами вашей компетенции? — спрашиваю я.

— Это так, но я могу дать свою оценку.

— Когда вы в последний раз встречались со Стюре?

— Давно.

«И тем не менее ты готов осудить своего бывшего клиента на пожизненное заключение», — думаю я, не озвучивая, однако, эту мысль.

Атмосфера в адвокатской конторе «Боргстрём и Будстрём», мягко говоря, ледяная, когда мы прощаемся.

Клаэс Боргстрём оставался для меня самой большой загадкой в деле Томаса Квика. Он слишком умен, чтобы не увидеть мошенничества, происходившего в течение многих лет, — с другой стороны, слишком честен, чтобы осознанно участвовать в таком правовом скандале, как этот.

Кто он такой? И какие мысли на самом деле скрываются под его мальчишеской шевелюрой?

Когда интервью с Кристером ван дер Квастом и Клаэсом Боргстрёмом записаны, до выхода передачи в эфир остается менее четырех недель. Теперь надо привести в порядок еще несколько деталей. Я делаю последнюю попытку вырвать фрагменты костей для независимой экспертизы, а Йенни Кюттим гоняется за пропавшими протоколами допросов.

Гюн, сестра-близнец Стюре, нашла дневниковую запись, где она указала, когда и кто ее допрашивал. Дело было утром в пятницу 19 мая 1995 года, и допрашивала ее Анна Викстрём вместе с полицейским из той местности, где Гюн тогда жила. Мы и ранее не раз пытались получить этот протокол — как и протоколы других допросов братьев и сестер Стюре, и теперь Йенни звонит Сеппо Пенттинену, чтобы, основываясь на точных данных Гюн, напомнить ему: намеренное сокрытие официальных документов карается законом.