Юлия Идлис - Рунет. Сотворенные кумиры

А у себя в журнале marta_ketro рассказывает о работе — без всякой жалости, с ехидной ухмылочкой, как рассказывает она в публичном доступе обо всем, от собственного кота до горечи старения.

«Когда первый раз к тебе, в темноту кулис, влетает мужик, ослепший от разницы освещения, как-то попадает в рукава и, в шапочке набекрень, убегает, это очень страшно, — кажется, что ты сейчас опозоришься, подашь ему плащ наизнанку и сорвешь спектакль (нет! Сорвешь Спектакль!). А потом постепенно понимаешь: даже если бы ты, вместо королевского плаща, натянула на него свой жилет с лисичкой, ничего ужасного бы не произошло. Во-первых, никто ничего не заметит, а во-вторых, если и заметят, на спектакле сидит человек 20, и Вся Москва всеравно об этом неузнает.

Будут еще три спектакля, пт-сб-вскр, я попробую на них сходить, и тогда уже приму решение. Хотя сомневаюсь, что мне это подходит.

Во-первых, кроме праздничной стороны, вроде ведения спектакля и обслуживания главных героев, есть еще ежедневная рутина, например, стирка, глажение и массовка, которая теряет свои вещи, как осенний лес — листву: регулярно, обильно и неотвратимо. А виноват, естественно, костюмер.

Во-вторых, у меня все-таки недостаточно высокая самооценка, чтобы без ущерба для нее заниматъсяработой горничной и прачки.

В-третьих, всеобщая банальность персонажей меня огорчает. Там все “классическое ” — классические “театральные старики”, классическая “главная героиня”, даже монтировщики, и те кажутся принятыми на роль классических монтировщиков: один большой, громогласный, всеми уважаемый матерый театральный крыс, а второй типичный “пьющий интеллигент ”, который матерится шестистопным ямбом (“какая блядь кладет свой веер в люльку?!”), а после спектакля заунывно играет на флейте в опустевшем театре. Мне почему-то не хочется наниматься на роль классической костюмерши, которой актрисы говорят “девочка» и посылают за сигаретами, а потом поверяют свои сердечные тайны».

— Ваш журнал — это ваша жизнь или художественная литература?

— Ну, до литературы он все-таки не дотягивает. Потому что литература требует большей внутренней работы, чем то, что мы выдаем в ЖЖ. Выдумки там, конечно, много: например, в нем совершенно отсутствует мой ребенок, потому что это такая зона, которой я дорожу, и здесь меня действительно легко ранить, наверное. Зачем же давать людям эту возможность? Поэтому у Марты детей нет. Иногда я рассказываю в ЖЖ какие-то истории, и мне советуют немедленно завести детей, чтобы решить эти проблемы. Меня это очень забавляет.

Марта Кетро — одновременно искренняя и нет. Искренняя как персонаж: все, что она пишет, — про нее, про ее жизнь, и все это правда. Другое дело, что далеко не все, что пишет marta_ketro, имеет отношение к невысокой темноволосой Инне с глазастым существом в заплатках. Хотя Иннину жизнь marta_ketro тоже часто зачерпывает — случайно или сознательно, маленькими горстями или огромными ковшами. И невысокая темноволосая Инна барахтается в Мартиной жизни, как тот самый водолаз, который получил премию Дарвина за то, что, будучи зачерпнут из озера с пожарного вертолета, погиб при тушении лесного пожара в полной водолазной выкладке, с баллоном кислорода на спине.

— Сразу после школы я пошла работать в детскую библиотеку. Это было прекрасно, такой счастливый был период жизни. Потом я внезапно вышла замуж в 18 лет, а в 18 с чем-то родила ребенка. Потом еще поучилась на библиотекаря и библиографа, а потом пришло такое время, что дешевле было сидеть дома, чем куда-то ездить и получать зарплату библиотекаря, — Марта рассказывает о том, как Инна стала домохозяйкой. — Потом я еще раз вышла замуж. Официальный перерыв между мужьями был месяца три, а неофициально я просто от одного мужа переехала к другому. И тоже мне как-то в голову не приходило работать. Тем более у меня мама домохозяйка. Так что это было естественно. Скорее, сейчас очень странно, что я чем-то занимаюсь. Муж, конечно, шокирован.

Эту историю, как и все остальные истории Инниной жизни, Марта сняла с нее и отдала персонажу — тихой девушке Наташе из повести «Тот, кто останется», библиотекарше, влюбленной в Тимофея, мужа подруги. «Наташа и Тимофей через полгода поженились, как только получили разводы. Из библиотеки Таше пришлось уйти, но заработки Тимофея позволяли ей не торопиться, искать занятие по душе. Будут ли дети, мне неизвестно, но в последнее время у нее удивительно довольный вид».

— А как получилось, что вы окончили Литинститут?

— А я его не окончила. Когда я написала первую книжку, я поняла, что это невыносимо сложно, и если я хочу этим заниматься — а я вроде бы хочу, — надо получить какое-то образование. И я тут же поступила: книжка как раз выходила, а я сдавала экзамены. Но прослушала я там всего один курс, потому что мне «АСТ» предложило тут же написать следующую книгу, и передо мной встала проблема: или сессию сдавать, или писать. И я просто струсила и пожадничала. Перепугалась, что если я сейчас потеряю эту возможность, то все. И не стала сдавать сессию — просто ходила к своему мастеру на семинары. Написала вместо сессии роман; оказалось, что его можно было и на полгода позже сдать, но было уже поздно. Так что сейчас я просто езжу в Переделкино на семинары иногда — это тоже очень полезная штука. Ну и книжки читаю. Мне иногда мои одногруппники дают списки литературы, я по ним читаю — очень интересно, как оказалось.

На днях я была у родителей, впервые с зимы. Мама сидит у окна, спиной к свету, в монашеском облачении. Я — напротив, в другом конце комнаты. Разговариваем:

— Расскажи мне про родственников.

— Ну, Виталька пьет, Зинка подралась с Лидкой, Ромка женится осенью, Лешка разобрал и сжег пол в терраске, Дашка похудела.

— Ты знаешь, мне кажется, что кто-то из наших скоро умрет.

— Может быть, я?

— Нет, вроде не ты, но из близких.

Мы говорим об этом без эмоций: она — верующая и уже много лет больна, а я — просто я, никакого мистического опыта и отменное здоровье. Именно поэтому нам легко, ей уже, а мне еще. Она рассказывает мне о том, что иногда протыкает иглой вену у себя в горле, чтобы выпустить лишнюю кровь, тогда ей становится легче дышать — надолго, месяца на три. Она спрашивает про мать моего мертвого друга. Я рассказываю о том, как та поехала в милицию выяснять обстоятельства его смерти. Ей показали его фотографии без лица и дали почитать медицинское заключение — о переохлаждении, отеке мозга, травмах. Судя по всему, перед смертью у него было несколько очень страшных часов. Или дней. Она говорит, что молится за него. Мой муж сидит сбоку и тихонько приходит в ужас — «панковская семейка». А у нас и в мыслях нет специально мучить друг друга — мы всегда общаемся на уровне боли. Хотя иногда мне кажется, что в этом прямой смысл выражения «кровная месть.