Эрнст Юнгер - Уход в лес

Напротив, если этот разговор обращается в диалог, человек способен в нём участвовать. При этом разрушается иллюзия безысходности. Станет очевидно, что, кроме автоматического, другое решение по-прежнему существует. А значит, существует второй путь, или, другими словами, свобода принятия решений восстановлена.

Даже если принять во внимание худший вариант, то есть гибель, различие между двумя этими путями всё равно остаётся столь же существенным, как различие между светом и тьмой. Отсюда начинается путь, восходящий в высшие сферы, к жертвенной смерти, к уделу тех, кто пал с оружием в руках; и отсюда же он низвергается вниз, туда, где логово рабов и скотобойни, где примитивное и техническое сочетаются в смертоносном союзе. Туда, где нет места судьбе, но происходит лишь размножение цифр. Имеет ли он судьбу, или он всего лишь цифра: это выбор, к которому сегодня принуждается каждый человек, но всё же лишь только он один способен это решение принять. Сегодня одиночка столь же суверенен, как и на любом другом отрезке истории, и, может быть, даже более. По мере того, как коллективные силы отвоёвывают себе пространство, одиночка вырастает из пелёнок устаревших союзов, и становится сам за себя. Он становится противником Левиафана, его покорителем и укротителем.

Мы хотим ещё раз вернуться к описанию картины выборов. Избирательный процесс, как мы видели, превратился в автоматизированный концерт, которым распоряжается организатор. Одиночку могут принудить, и принуждают, участвовать в нём. Только одиночка должен понимать, что в рамках этого поля все позиции, которые он может занять, в равной степени ничтожны. Нет никакой разницы, в том или ином месте окажется дичь, окружённая флажками.

Место свободы вовсе не там, где просто существует оппозиция, и также не там, куда можно добраться бегством. Мы называем это место Лесом. Здесь обретаются иные средства, помимо того «нет», что ставят в специально предусмотренный для этого кружочек. Мы, разумеется, видим, что в том положении, до которого дошли дела, пожалуй, только один из сотни способен на уход в Лес. Однако, дело вовсе не в числовых соотношениях. Во время пожара в театре, достаточно одной ясной головы и одного крепкого сердца, чтобы прекратить панику тысячи человек, которые, готовы раздавить друг друга, поддавшись животному ужасу.

Когда мы говорим «одиночка», мы подразумеваем – «человек», а именно лишаем это слово того привкуса, которое оно приобрело в течение последних двух столетий. Мы имеем в виду свободного человека, каким сотворил его Бог. Этот человек ни в коей мере не является исключением и не представляет собой элиту. Напротив, он скрыт в каждом, и различия проистекают скорее из той степени, в какой одиночка способен осуществлять данную ему свободу. В этом некто должен ему помочь – некто мыслящий, некто знающий, как друг, как любящий.

Можно выразиться и так: человек спит в Лесу. В тот момент, когда он, просыпаясь, осознает свою силу, порядок восстанавливается. В принципе, все повышения ритма истории можно объяснить тем, что человек периодически заново себя открывает. Всегда существуют силы, которые хотят скрыть его под маской, то тотемистической, то магической, то технической. И тогда растёт оцепенение, а вместе с ним и страх. Искусства окаменевают, догма становится абсолютной. И всё же с древних времён повторяется такой спектакль – человек срывает маску, и веселье следует за этим, ибо оно есть отражение свободы.

Под властью чар могущественных оптических иллюзий, привыкли смотреть на человека, как на песчинку по сравнению с его машинами и аппаратами. Но всё же аппараты были и остаются кулисами низкого воображения. Человек их изготовил, и он же может их разрушить, или придать им новый смысл. Оковы техники можно разорвать, причём способен на это именно одиночка.

Осталось указать на возможность ещё одной ошибки – имеется в виду доверие к чистому воображению. При этом можно допустить, что оно способно привести к своего рода духовной победе. Однако, этот факт не может служить оправданием для основания новых школ йоги. Эта победа мерещится не только многочисленным сектам, но и особого рода христианскому нигилизму, обесценивающему вещи. Всё же нельзя довольствоваться познанием Истины и Блага, сидя на верхнем этаже, пока в подвале с ближних сдирают шкуру. Также невозможно сейчас в духовном плане находится не только в безопасном, но даже просто в превосходящем положении, хотя бы уже потому, что неслыханное страдание миллионов порабощённых вопиет к небу. Испарения живодёрен всё ещё носятся в воздухе. Рядом с такими вещами мошенничать нельзя.

Поэтому нам не дано пребывать в воображаемом, хотя именно воображение и придаёт действиям их основополагающую силу. Борьбе за власть предшествуют корректировка и отбрасывание образов. Это та причина, по которой мы не можем обойтись без поэтов. Они заведуют ниспровержением, и ниспровержением тиранов тоже. Воображение, а вместе с ним и песнопения, принадлежат уходу в Лес.

Мы хотели бы вернуться ко второму из использованных нами образов. Что касается исторического мира, в котором мы пребываем, то он подобен быстро двигающемуся транспорту, который предлагает нам то комфортную, то приводящую в ужас поездку. Это то «Титаник», то Левиафан. Поскольку всё движущееся завораживает взгляд, для большинства пассажиров Корабля остаётся скрытым то, что они одновременно пребывают в совсем ином царстве, там, где господствует полный покой. Второе из этих царств настолько превосходит другое, что кажется, будто оно обращается с первым как со своей игрушкой, как с одной из своих манифестаций, которых у него огромное множество. Второе царство – это гавань, это родина, покой и защищённость, которые каждый несёт в себе. Мы называем это Лесом.

Мореплавание и Лес – что, кажется, труднее, чем объединить столь далёкие друг от друга образы. Подобный антагонизм гораздо ближе мифу – так, похищенный тирренскими моряками Дионис повелел виноградной лозе и плющу оплести весла и вырасти выше мачт. Из этих зарослей выскочил тигр, разорвавший разбойников.

Миф отнюдь не доисторичен; он есть вневременная реальность, возвращающаяся в истории. То, что в наше столетие мифы вновь обретают смысл, можно отнести к добрым предзнаменованиям. Так и сегодня ещё могущественные силы уводят человека в открытое море, всё дальше в пустыню, в свой мир масок. Но путешествие перестаёт быть пугающим, когда человек вспоминает о своей божественной силе.

Два факта должны мы осознать и признать, если хотим из положения сплошного цугцванга перейти к обдуманной партии. Во-первых, нам нужно понимать, что, как мы видели на примере выборов, только крохотная доля огромных человеческих масс способна противостоять могучим фикциям времени и тем угрозам, которые они излучают. Разумеется, эта доля способна заменить собой остальные. Во-вторых, нужно понимать что, как мы видели на примере Корабля, сил современности не достаточно для сопротивления.