Виктор Колкутин - Самые нашумевшие преступления истории

Казалось бы, какое отношение эта трагедия, разыгравшаяся в далёком от Москвы посёлке Бишкиль, может иметь к развитию и материально-техническому оснащению судебно-медицинской службы всего Министерства обороны Российской Федерации? На первый взгляд — никакого! Но это только на первый взгляд.

Естественно, командование данной воинской части попыталось скрыть преступление. Делали это, как всегда, грубо и неумело. Решили в качестве основной версии выдвинуть некое инфекционное заболевание, которым Сычёв болел до злополучной новогодней ночи. С этой целью были «приведены в порядок» его медицинские документы, вот только с самим пострадавшим договориться не удалось. Скорее, даже не с ним, а с его матерью и сестрой. Нечастый случай, когда люди, не отягощённые вниманием «высоких покровителей» и «нужными» знакомствами, решились всерьёз отстаивать права своего пострадавшего от казарменного хулиганства сына и брата.

Как случилось, что очень быстро данная ситуация стала достоянием «широкой общественности», до сих пор не могу понять, но факт остаётся фактом, и уже во второй декаде января 2006 года имя Андрея Сычёва было у всех на устах. Естественно, что в г. Челябинск и в место дислокации роты, где проходили службу Сивяков и Сычёв, был высажен «прокурорский десант» из Москвы. И началось.

Когда меня спрашивают: «А можете ли вы припомнить случай, когда на вас как на эксперта пытались оказать давление?», — у меня в памяти сразу всплывает 2006 год и фамилия Сычёв. Такого прессинга со стороны своего руководства мне не приходилось испытывать ни до, ни после этого случая. А тогда все как обезумели. Министерство обороны заняло абсолютно деструктивную позицию, пытаясь отрицать очевидное. Для этого людей в погонах медицинской службы, моих коллег-клиницистов подолгу «обрабатывали», объясняли, советовали, как надо «правильно поступить» и т. д. ит. п. К сожалению, многие из них поддались на подобную обработку. Впрочем, я их не осуждаю — в конце концов, у каждого свои понятия о чести и профессиональной совести. Возможно даже, что кто-то из тех, кто согласился на «чёрное» говорить «белое», присутствовала искренняя убежденность, что таким образом они спасают «честь мундира» своих больших начальников. Кто знает?

Дошла очередь и до меня. В один из солнечных весенних дней поступило приглашение прибыть в один из высоких кабинетов министерства. Не буду называть фамилии, должности и звания тех людей, которые явно не по своей воле были вынуждены заниматься этим постыдным делом, но сути происходящего не могу не коснуться. Передо мной сидели два генерала, и один из них, более молодой, доходчиво, как ему, видимо, казалось, объяснял мне, полковнику, что следовало сделать, чтобы в экспертном заключении отсутствовали факты медицинского характера, которые «бросали тень» на светлый мундир военного ведомства. Не скрою, мне стало немного не по себе — за 23 года моей экспертной карьеры я впервые столкнулся с тем, что мне, процессуально независимому лицу, давали конкретные указания, по каким позициям сфальсифицировать экспертизу, чтобы вина за произошедшее конкретного лица «растворилась» в безобидном юридическом понятии «казус» («случай»).

Когда ораторский пыл молодого генерала поубавился, я задал вопрос о том, какое у него образование. Здесь нужно сказать, что подобные вопросы приходится задавать не из праздного любопытства, а исключительно потому, что, зная образование человека, проще объяснить ему специфику нашей профессии. Согласитесь, что юрист и инженер-технолог, подвизающийся в лёгкой промышленности, требуют некоторого индивидуального подхода при разговоре о тонкостях процессуального положения судебно-медицинского эксперта. Неожиданно мой вопрос оказал на молодого генерала крайне возбуждающее действие. Он вскочил со стула и начал нервно расхаживать по кабинету, попутно объясняя мне, что «неучи генералами не становятся». В конце длительной тирады прозвучал ультиматум: «Или вы делаете как выгодно министерству, или.» Насчёт альтернативы он ничего вразумительного так и не сказал. На какое-то время в кабинете повисла тягостная тишина. Честно говоря, я за многие годы экспертной работы так и не придумал стандартного ответа на подобные «просьбы». В голове почему-то вертелась фраза из старого советского фильма «Серёжа»: «Дядя Петя, ты дурак?», но произносить её вслух было бы явным неуважением к мундиру. Наконец, более пожилой генерал встал из-за стола, давая понять, что аудиенция окончена.

— Так что вы решили? — спросил молодой генерал.

— А что тут решать? Экспертиза давно готова, подписана и выдана следователю.

— Чего тогда время зря терять? — резюмировал пожилой генерал. — Всё равно уже ничего не исправишь. Вы свободны.

Я поднялся из-за стола и спросил разрешения покинуть кабинет. Пожилой генерал молча кивнул, и я, развернувшись, как положено, через левое плечо, направился к двери.

— Они всё равно не оценят твою упёртость. Они же тебя и погубят, — почти выкрикнул мне вслед молодой генерал. — Неужели ты ничего не боишься?

Я не выдержал, повернулся в пол-оборота и ответил:

— Боюсь. Очень боюсь. попасть в геенну огненную.

И, не дожидаясь ответа, вышел из кабинета.

Экспертиза, о которой шла речь, была завершена ещё 1 февраля 2006 года. То есть за 1,5–2 месяца до указанных событий. В состав экспертной комиссии вошли не только опытные судебные медики и морфологи, но также и специалист в области сосудистой хирургии. В результате их напряжённой работы были сформулированы следующие выводы:

«...При судебно-медицинской экспертизе Сычёва А.С. каких-либо механических повреждений или их следов настоящей комиссией экспертов не обнаружено. В представленной на экспертизу медицинской карте № 000341 ГКБ № 3 г. Челябинска отмечено наличие у А.С. Сычёва кровоподтёка на задней поверхности средней трети правого бедра, имеющего желтоватый оттенок. Данное повреждение могло образоваться по механизму удара, на что указывает его односторонняя локализация и морфологическое проявление травмы. Желтоватый оттенок описанного кровоподтёка свидетельствует о давности его возникновения, за 7–9 суток до момента описания в медицинском документе. В течение первой недели января 2006 года у А.С. Сычёва развился ишемический венозный тромбоз нижних конечностей («синяя флегмазия», болезнь Грегуара), осложнившийся гангреной стоп и голеней, мошонки и полового члена, сепсисом, развитием синдрома диссеменированного внутрисосудистого свёртывания (ДВС-синдрома), эндогенной интоксикацией и полиорганной (сердечно-сосудистой, почечной, печёночной, дыхательной) недостаточностью, а также тромбозом и гангреной концевой фаланги IV пальца правой кисти.