Святослав Медведев - Наталья Бехтерева – какой мы ее знали

– Посмотри, какой идет красавец!

Взглянув в окно, я увидела высокого мужчину в военной форме с буйным, кудрявым чубом, выбивавшимся из-под фуражки. Мама объяснила, что это полковник медицинской службы, физиолог, муж известного ученого Натальи Петровны Бехтеревой. Тогда, по молодости лет, меня не заинтересовала степень родства между Владимиром Михайловичем Бехтеревым и Натальей Петровной Бехтеревой.

Прошло довольно много лет. Я окончила школу, поступила в 1-й Медицинский институт. С четвертого курса занималась в студенческом научном обществе (СНО) в клинике нервных заболеваний института под руководством Н. И. Моисеевой, ученицы Н. П. Бехтеревой. По окончании института Наталья Ивановна Моисеева вручила мне рекомендательное письмо Наталье Петровне Бехтеревой, которая в то время была заместителем директора по научной работе Ленинградского Нейрохирургического института имени профессора А. Л. Поленова, с просьбой принять меня на работу. Увы, в тот период вручить письмо мне не удалось. Тем не менее меня приняли в этот институт в роли эсктерна, а затем я несколько лет проработала врачом-нейрогистологом на кафедре нейрохирургии Военно-медицинской академии. Однако меня не оставляла мечта заниматься изучением мозга человека. Весной 1964 года я подала документы в аспирантуру Психоневрологического института имени В. М. Бехтерева, но судьба распорядилась по-иному. Однажды, провожая в командировку своего мужа, в аэропорту Пулково я встретилась с нейрохирургом Антониной Николаевной Бондарчук – с ней я познакомилась, работая в Нейрохирургическом институте имени А. Л. Поленова. Мы разговорились. Узнав о моих планах, Антонина Николаевна воскликнула:

– Подавай лучше документы в Институт эскпериментальной медицины, в отдел нейрофизиологии человека, которым руководит Наталья Петровна Бехтерева!

При этом она добавила, что имеется вакантное место аспиранта. Я последовала этому совету и стала аспиранткой Н. П. Бехтеревой, то есть вместо института, основанного дедушкой – В. М. Бехтеревым, поступила в аспирантуру к его внучке.

Первая личная встреча с Натальей Петровной произошла весной 1964 года при весьма волнующих для меня обстоятельствах, когда я сдавала ей экзамен по нейрофизиологии. Наталья Петровна уже была признанным мэтром в области нейрофизиологии и энцефалографии, а я ни разу в жизни энцефалограмму в глаза не видела, но «смелость (в моем случае – наглость) города берет». На вопрос Натальи Петровны «Вы когда-нибудь видели альфа-ритм в передних отделах мозга?» я честно ответила: «Никогда!» Наталья Петровна, улыбнувшись, подтвердила: «И я тоже». (В энцефалографии известно, что альфа-ритм регистрируется в задних отделах мозга.) Так что с самого начала нашего общения мы быстро нашли общий язык – экзамен был сдан. Вот тогда-то, через много лет, Наталья Петровна и получила адресованное ей рекомендательное письмо, написанное когда-то Н. И. Моисеевой. Наталья Ивановна тоже работала в отделе, который основала и которым руководила Н. П. Бехтерева.

С 1 октября 1964 года я стала аспиранткой Натальи Петровны Бехтеревой и Владимира Михайловича Смирнова. Наличие двух научных руководителей объяснялось тем, что темой моей диссертации была динамика высших психических функций (Владимир Михайлович был одновременно и психологом, и физиологом, и нейропсихологом) и ЭЭГ у больных, перенесших инсульты. За период аспирантуры мои встречи с Натальей Петровной были нечасты. В то время Институт экспериментальной медицины (ИЭМ) не имел своих клиник, и одной из наших клинических баз была больница № 20 на улице Гастелло. Основную часть времени многие сотрудники отдела работали на клинической базе, а в ИЭМ – на улицу Академика Павлова – ездили на научные заседания отдела и два раза в месяц за зарплатой. Правда, в первый год работы Н. П. Бехтерева еженедельно проводила с молодыми сотрудниками семинары по электроэнцефалографии.

Нетрудно догадаться, что в самом начале своей научной деятельности я была «круглым нулем» как в нейропсихологии, так и в электроэнцефалографии, поэтому руководство столь опытных специалистов, как Н. П. Бехтерева и В. М. Смирнов, было для меня особенно важным. Оба моих учителя, как я теперь это понимаю, вели себя очень мудро. Они предоставляли свободу – самостоятельность, уважали мнение своего ученика и позволяли ему спорить с ними «на равных».

Не могу не привести один курьезный случай. Всем молодым сотрудникам отдела вменялось в обязанность «вести» по очереди больных, лечившихся в неврологическом отделении больницы, а также регистрировать и анализировать электроэнцефалограммы амбулаторных пациентов. В один прекрасный день, записывая ЭЭГ, я забыла подключить усилитель энцефалографа к блоку коммутации электродов. В результате запись ЭЭГ проводилась с «подушки», что я заметила только у третьего пациента. Конечно, этих пациентов пришлось вызывать для проведения повторного ЭЭГ-обследования. На одном из семинаров по энцефалографии я решила «проверить» Наталью Петровну и показала ей эти записи, выдавая за достоверные. Естественно, моя уловка не удалась, и Наталья Петровна тут же определила, что это не действительная энцефалограмма, а артефакт.

В последующие годы аспирантуры семинары Натальи Петровны по ЭЭГ прекратились, видимо, в связи с тем, что она стала директором Института экспериментальной медицины и ее занятость возросла. Однако ее научное руководство сохранялось. Поэтому раз в два-три месяца я, составив список вопросов по ЭЭГ, ездила к ней на прием. Но уже в первые минуты нашей беседы, когда я только вытаскивала список вопросов, Наталья Петровна, лукаво улыбаясь, говорила:

– Вы, Алла, все вопросы придумали, иначе вам и записывать не пришлось бы. Поэтому давайте-ка оставим в покое электроэнцефалографию и поговорим лучше о жизни!

Не могу не отметить, что в этот период советы Натальи Петровны существенно повлияли на радикальные изменения моей личной судьбы.

Довольно часто после заседаний Ленинградского общества физиологов в Институте физиологии имени И. П. Павлова Наталья Петровна вместе с некоторыми молодыми сотрудниками устраивала вечеринки «вскладчину» с песнями и танцами. Тут стоит упомянуть, что у нее был очень хороший голос. В свое время она брала уроки пения, поэтому великолепно исполняла модные тогда песни «Голубка» и «Индонезия».

После того как я защитила кандидатскую диссертацию, меня выбрали младшим научным сотрудником. Моим непосредственным руководителем оставался Владимир Михайлович Смирнов, а клинической базой – больница № 20. Там я участвовала в комплексной теме изучения нейропсихологических, нейрофизиологических и биохимических механизмов электрических воздействий на мозговые структуры человека через введенные в них стереотаксическим методом электроды, чтобы лечить тяжелые формы паркинсонизма, эпилепсии, фантомно-болевого синдрома. Наблюдения за динамикой симптомов паркинсонизма, которые уменьшались на значительное время после электростимуляций некоторых глубоких мозговых структур, привели к открытию лечебных свойств электростимуляции в 1972 году. С тех пор электростимуляции стали применять не только с диагностическими целями, но и с лечебными. Результаты электростимуляции у пациентов, страдающих паркинсонизмом, были опубликованы как в нашей стране, так и за рубежом (Н. П. Бехтерева, В. М. Смирнов, Л. А. Мелючева, А. Н. Шандурина). Эти публикации вызвали большой интерес у мировой научной общественности.