Святослав Медведев - Наталья Бехтерева – какой мы ее знали

Испытание мы прошли успешно. Мой товарищ по поездке, фотокорреспондент Юрий Королев, так заинтересовался работами нейрофизиологов, что готов был вживить себе в мозг золотые электроды. Но для этого нужно было задержаться в Ленинграде на полгода.

Какие же проблемы изучает Наталья Петровна и ее товарищи в отделе прикладной нейрофизиологии человека Института экспериментальной медицины? Я неспроста подчеркнул слово «человека». Оно передает ту высшую меру ответственности, которую взяли на себя сотрудники отдела. Их исследования, их труд – идет ли речь о более или менее изученных проблемах или о совершенно новых приемах и методах изучения мозга – всегда находятся на грани допустимого, потому что там, за этой гранью – жизнь или смерть человека, открытие необъясненного и непознанного или тупик, пусть временный, но тяжелый и устрашающий.

Работа в таком отделе интересна, она будоражит ум своей новизной и остротой первооткрытия, но требует достойной силы воли, самоотречения и даже самопожертвования.

Ни одна потеря не проходит бесследно. Говорят, что настоящий актер, играющий умирающего героя, и в самом деле испытывает предсмертные муки. Это еще в большей степени можно отнести к ученому-экспериментатору. Особенно, если поле эксперимента – мозг.

Мозг со всем узлом, протекающих в нем сложнейших процессов, давно привлекает самое пристальное внимание ученых и врачей всех стран мира. Мозг – хозяин и главный распорядитель всей жизнедеятельности человека, – это классическое определение И. П. Павлова стало основополагающим при изучении ряда заболеваний, особенно тех, где до сих пор существует большая доля неизведанного, неисследованного и пока еще таинственного.

Именно здесь – в «штабе человеческого организма» – ученые ищут разгадку многих процессов, либо счастливых, либо трагических для человеческой судьбы. Занесены в специальные атласы самые крошечные участки центрального отдела нервной системы, выяснены их функции. Кора головного мозга исследована вдоль и поперек. Умы ученых были направлены к отдельной клетке, к физиологии ее жизни. Удалось записать отдельные виды биотоков. И все-таки целая гамма явлений, особенно связанных с деятельностью подкорки, остается нерасшифрованной.

Шизофрения, эпилепсия, потеря памяти, зрения, речи, болезнь Паркинсона, при которой голова, руки, ноги больного человека находятся в постоянном, изматывающем дрожании… Как победить эти болезни? Как отыскать ключи к тем структурам мозга, которые заведуют соответствующими. сигналами, изменить сущность болезнетворных начал, освободить пораженный участок от пагубного напряжения?

Но ученому-экспериментатору важно не только победить болезни, а и научиться стимулировать деятельность наиболее важных клеток и участков мозга.

Стимулирование эмоциональной возбудимости, аналитических способностей, счетной, зрительной памяти, музыкального слуха – увеличение «емкости» мозга – как это облегчило бы жизнь в условиях громадного расширения сферы познания, обилия информации и внешних воздействий на человека! Наконец, срок жизни человека. Продление его на тридцать – сорок лет не только решило бы важную гуманистическую, но и социальную задачу.

Мы заговорили об этом с Натальей Петровной, Разговор получился длинным. Аргументы «за» сменялись возражениями (возможная перенаселенность Земли, увеличение категории людей, находящихся на иждивении общества и т. д.). Возражения рушились перед лицом общественных задач, стоящих перед человечеством. Ведь современное развитие науки, техники, производства требует удлинения сроков обучения профессии, накопления опыта, а само обучение занимает теперь несравненно больше времени, чем даже двадцать – тридцать лет назад. Бехтерева подчеркивала, что речь идет не об исключительных людях, способных в очень молодом возрасте добиваться вершин в определенных сферах деятельности (математика, физика, искусство), а об обществе в целом, о целых поколениях людей, которым предстоит покорить Луну и разгадать природу рака, увеличить в два-три раза урожайность полей и скорости самолетов, о веке, на пороге которого мы все стоим.

Затраты общества на подготовку личности такого широкого кругозора и знаний, включая, естественно, и нравственное воспитание, растут, и они должны быть восполнены более широкой и длительной отдачей человека обществу.

Роль и место нейрофизиологии в этом сложном процессе удлинения жизни человека чрезвычайно велики.

С детства мы занимаемся физической закалкой организма, тренируем мышцы и сердце, легкие и зрение – остается только помнить, что управляет этими органами человеческого организма мозг, а нейрофизиология занимается изучением мозга.

Новая жизнь нейрофизиологии началась после появления счетно-решающих машин, а также другой современной аппаратуры; когда мы попали в клинику Бехтеревой, это сразу бросилось в глаза. Показалось даже, что произошла ошибка и мы очутились в каком-то КБ, а не в медицинском учреждении.

За маленьким столиком в комнате аппаратуры сидел молодой человек лет двадцати пяти, с зелеными глазами, и что-то припаивал в прибор. Недоверчиво посмотрев в нашу сторону, сотрудник почти демонстративно продолжал свое дело. Позднее мы подружились. Это был студент-заочник биофака Юрий Матвеев. В штатах отдела он числится, как говорят его товарищи, «инженером по клетке» (еще несколько лет назад само сочетание слов «инженер» и «клетка головного мозга» показалось бы невероятным), Юрий помешан на усовершенствовании различных приборов, которых здесь очень много. Они стоят вдоль стен комнаты, примыкающей к операционной. В соседнем помещении находится счетная машина.

Кстати сказать, Бехтерева – решительный сторонник все большей связи медицины с новейшими машинами и приборами, хотя знает, что в этом ее не всегда поддерживают некоторые коллеги. Недоверие к «машинному лечению» возникает, по ее мнению, не из-за того, что уязвимы приборы и их показания, а от неумения соединить полученные данные с результатами тщательного осмотра, прослушивания, изучения больного самим врачом.

В торжественной и просторной операционной, тоже обильно оснащенной аппаратурой, сразу возникает подсознательное ощущение тревоги. Здесь совершается проникновение в глубины мозга.

На шесть – восемь сантиметров вводится в мозг игла с электродами. Она достигает подкорки, носительницы врожденных рефлексов. Но, чтобы среди 14 миллиардов найти одну, две, три болезнетворных клетки и с ювелирной точностью подвести к ним собранные в пучок по нескольку волосков электроды 50–100 микрон в диаметре, нужно обладать величайшим искусством.