Евгений Вышенков - Крыша. Устная история рэкета

Получать с Васильева никому в голову не приходило, все-таки он был важной фигурой в мире бывших спортсменов. В ситуациях, когда позарез была нужна охрана, он всегда мог обратиться за услугой к «тамбовским».

Такое положение вещей Васильева вполне устраивало. Он не стремился наверстать упущенное и создать свою группировку, стать авторитетом.

Он не собирался профессионально заниматься вымогательством, возможно полагая, что это не вполне рентабельный для него бизнес. Могло показаться, что он отстал от времени, но в действительности он снова показал себя блестящим стратегом, раньше других поняв, что на долгой дистанции собственный отряд бойцов может стать серьезным обременением в делах.

Васильев отличался исключительной демократичностью. Заметные фигуры из «тамбовских» быстро стали общаться с большинством людей «через секретарей», а лично к ним обращались только старые знакомые или равные по статусу. Васильев же мог зайти в «Неву» поговорить с Кумариным, а через час о чем-то договариваться с мелким жуликом на улице Бродского. Будучи открытым в контактах, он ни разу не был замечен в кредитовании. На просьбы дать денег в долг, о какой бы сумме ни шла речь, он отвечал шаблонно: «Нет, парни, я все уже роздал». Может быть, это стало одной из причин того, что его стали за глаза называть Карабасом-Барабасом. Даже его родной брат ездил по поселку Вырица на такой старой «девятке», что в ней едва закрывались двери.

Между тем благосостояние Сергея Васильева росло: уже в 1990 году он носил «Брегет» и подъезжал к гостинице «Европейская» на «роллс-ройсе».

К 1990 году работа сотрудников милиции, особенно тех, кому не было тридцати, окончательно встала на коммерческие рельсы. Ореол секретности, десятилетиями витавший над Галерой, исчез. Все узнали, кто кого прикрывает, кто кому сколько отстегивает. Пару лет назад милиционеры боязливо брали взятку в двадцать долларов, предусмотрительно спрятанных фарцовщиком под коврик в машине. Теперь если карманные воры решили поработать на Апрашке, то они утром заходили в уголовный розыск 27-го отделения милиции и объявляли, кто сегодня работает, а в конце дня приносили долю.

С рэкетирами диалог выстрел лея еще лучше. Бороться с ними никто, кроме специально организованного ОРБ, не собирался. Милиционерам точно так же, как и бандитам, понравилась поговорка «Нажил — заплати». У них была по сути общая идеология, состоящая в том, что торгаш должен рэкетирам просто так, а милиционерам за то, что нарушает правила. Опера, получавшие от государства смешные деньги за свою работу, не были готовы одинаково защищать права бедных и богатых.

Вдобавок к этому система отчетности в МВД была устроена таким образом, что раскрываемость по статье «вымогательство» мало влияла на общие показатели. Так что, когда кооператор приходил жаловаться на бандитов, от него старались отмахнуться. Конечно, его нельзя было просто выставить за дверь. Милиционеры делали недвусмысленные намеки: «Вы же понимаете, что от его друзей я вас охранять не смогу». То есть предлагали хорошо подумать, прежде чем писать заявление. В действительности подумать следовало еще до того, как зайти в отделение милиции. Вероятность того, что тот, у кого кооператор будет искать защиты, тем же вечером «сдаст» его бандитам, когда они будут ужинать в одном кафе или ресторане, была больше, чем 50 на 50.

Бандиты по инерции продолжали платить постовым за то, что те не мешали им собирать дань, и всегда могли откупиться, если их все-таки задерживали.

Наиболее продвинутые кооператоры либо те, которым внутренне претило общение с бандитами, начали обращаться к своим знакомым оперативникам, чтобы те защищали их интересы на тех же условиях, что и ОПГ. Преимущество милицейской «крыши» состояло в том, что они же могли помочь уладить и некоторые конфликты с законом. И все же это не было оптимальным решением для бизнеса, потому что пока стражи правопорядка не были готовы к применению таких методов работы, как поджоги и избиения. Самые осторожные предприниматели приплачивали одновременно и ментам, и бандитам. В таких случаях те и другие об этом знали и, как правило, не возражали.

Году в 1990-м я работал в уличной группе спецслужбы милиции. Однажды нам позвонил наш знакомый кооператор и сокрушенно поведал о наезде каких-то бандитов. Они избили его, отобрали восемьсот долларов, повесили еще две тысячи долларов долга, также сообщили о ежемесячной плате. Мы выдвинулись к нему на следующий день — тогда, когда они обещали повторно навестить несчастного.

Его офисом была снятая квартира во дворе здания Капеллы. Я встал на верхний этаж, двое напарников сели за его стол. При этом мы придумали, как психологически подавить противника,— на полку над входной дверью мы поставили несколько трехлитровых банок, наполненных водой.

Два красавца явились вовремя. Я напал на них сзади еще на лестнице, а так как занимался боксом, то одного сразу угомонил и вынул у него из-за ремня наган, а второго под прицелом пистолета Макарова втолкнул в «офис». Первого тоже за уши втащил.

В этот момент мой товарищ Женя начал стрелять из своего табельного по банкам, и на них сверху полилась вода с осколками. Они прижались к паркету, как при артналете. Мы пристегнули их наручниками к батарее и стали изображать из себя чудовищ — достали ножи и делали вид, что сейчас обрежем уши. Они взмолились, представились людьми Наиля Рыжего, по нашей команде позвонили ему по телефону.

Наиль прибыл на Певческий мост через минут двадцать. Подкатило три-четыре джипа «ниссан-патруль», оттуда вышло человек под пятнадцать. Они хмуро стояли на фоне Дворцовой площади.

Евгений вышел, прихватив с собой их наган. Наиль его знал в лицо. Монолог состоялся примерно такой:

— Салам, Хаматов. Веришь ли ты, что твои через пару часов надолго окажутся в камере?

— Тогда отдаешь восемьсот долларов, выписываешь кооператору премию за ущерб, навсегда забываете о его существовании. В таком случае мы отпустим пленных, а наган я выкидываю в Мойку.

— Закопали.

Так все и произошло. Мы, конечно, могли их двоих закрыть, но тогда бы остальные кооператора через неделю выкинули в Мойку.

Через месяц мы случайно наткнулись на Наиля на Невском. Он посмеялся. Говорит: «Я когда сказал возместить все, так как мы на центровых оперов нарвались, то мне парни не поверили: „Наиль, зачем ты так? Какие это менты — ты видел, что они творят?"

А их наган до сих пор лежит на дне канала возле Певческого моста. Эхо войны».

К 1990 году на полках советских магазинов остались только веники и соль.