Мина Полянская - 'Я - писатель незаконный' (Записки и размышления о судьбе и творчестве Фридриха Горенштейна)

Танцевать Ленина должен был знаменитый, любимый обществом "балерун", а Крупскую - его жена, почти что также любимая. Может быть из-за этого "почти", его жена "балетестино" иногда впадала в тоску и, кажется, в какой-то загранке резала себе вены. Впрочем, чужая семья потемки...

Но балет, посвященный семье Ильичей (так в шутку звали их близкие друзья) оба солиста восприняли с энтузиазмом. Хотя этот энтузиазм далеко не все разделяли. Особенно в высших инстанциях культуры и пропаганды. Дошло до Михаила Андреевича Суслова, руководившего идеологией, которого называли в те годы - серый кардинал ЦК. На письмо о балете "Шаг вперед, два шага назад", он наложил резолюцию: "нецелесообразно".

Михаил Андреевич никогда не пользовался длинными сложными резолюциями, он писал либо: "целесообразно", либо: "нецелесообразно", как в данном случае.

А талантливый молодой композитор (автор знаменитой песенки "Я вчера весь день гуляла, да по Садовому кольцу"), знаменитый балетмейстер и любимые артисты балета боролись с энтузиазмом. К тому же, приближалось столетие, юбилей надо было отмечать. И, в конце концов, удалось убедить министра культуры, который без энтузиазма, с оговорками, поддержал идею талантливой плеяды мастеров искусств.

В этой талантливой уважаемой плеяде было одно слабое звено: автором либретто молодой композитор пригласил некоего Константина Мухерзона, известного также под псевдонимом Мухаслон. Дело в том, что Мухерзон был лицом еврейского происхождения. Молодой композитор и знаменитый балетмейстер тоже имели такие лица. Балетмейстер, к тому же, еще по-ленински ужасно картавил: "Гхрам- па- па, гхрам- па па, гхрам- папа!"

Дело в том, что на сответствующем запросе от министерства культуры о Мухерзоне, майор Достоевич дал самые отрицательные характеристики: "Плохой человек, привлекался, был под следствием, впрочем к организованному профессиональному диссиденскому движению не принадлежит".

Уцепившись за последнее, молодой композитор и знаменитый балетмейстер вдвоем начали обрабатывать министра культуры и добились успехов. Конечно, не в московском казенном здании министерства культуры, а на лоне природы в Карловых Варах, где совместно пребывали на каком-то международном музыкальном фестивале. Там, в окрестностях бывшего Карлсбада, в северо-западной Богемии, отличающейся живописностью и такими милыми ресторациями, таким видом на узкую долину, где сливаются реки Тенель и Эге, а в центре среди разноцветных - красно-розовых и сине-желтых - среди разноцветия домов - канал с большими золотыми рыбками. Там, на берегу канала, в магазине "Хедва" советская делегация купила себе "кроват" - галстуки-бабочки. Министр культуры - черный в белую крапинку, композитор - фиолетовый в желтый ромбик, солист балета красно-коричневый, а балетмейстер купил детский маленький галстук-бабочку, красно-вишневый - своему сыну Мстиславу, солисту хора мальчиков. Не помню, посещал ли Ленин Карлсбад? Кажется, нет. Даже во время пражской партийной конференции, где Коба был избран в ЦК большевитской партии, он в Карлсбад, расположенный неподалеку, не поехал. Во всяком случае, с этим городом-курортом, напоминающем буржуазно-развлекательное искусство Бакста, у него ничего не связано.

Обычная кальвинистская Женева была для него тягостной. Повседневная партийная работа, от которой подчас изнемогаешь, но которая необходима. В Карлсбаде больше стиля чем содержания. От такой красивости тошнит, как от меньшевизма. И климат не постоянный, с резкими и быстрыми переменами погоды, впрочем, доктор Леман, тот самый, который лечил еще Крупскую в Крыму, говорил, что Карлсбад, особенно горячие щелочные источники, вытекающие из трещин гранита (Нейбрун - температура - пятьдесят пять и четыре десятых градуса, Кайзербрунер - температура - тридцать семь с половиной, Нульбрунер - пятьдесят один, Маркбрунер - сорок семь с половиной), очень полезны. Также при женских болезнях полезны холодные минеральные источники - питье и ванны, но Ильичи предпочли Баден-Баден, и вообще Германию, к которой Ленин питал давнюю симпатию, и где был известен как герр Манин.

Однако советской делегации Карловы Вары понравились. Они даже из минеральных источников попробовали, довольно, кстати, противных на вкус, и накупили всевозможных безделушек - слоников и бравых солдат Швейков (...) из карлсбадской углекислой извести. Посетили, конечно, и богемский стекольный завод, на самом деле - немецкий. И долго разглядывали образцы рюмок, подаренных сильными мира сего, долго стояли перед рюмкой Черчиля, сделанной прочно-изящно, поулыбались у рюмки Хрущева, на которой был какой-то затейливый глупенький орнамент, и с серьезным видом реагировали на рюмку Сталина, особенно конечно министр - глава делегации. А члены делегации, личности прогрессивные, заодно отдавали дань, тем более, надеясь на согласие в вопросе работать над балетом "Шаг вперед, два шага назад".

- Как все-таки красиво, - сказал министр и указал на рюмку, - она невольно выделяется своей разумной простотой, наподобие сталинской книги "Марксизм и национальный вопрос".

- Да, - пробормотал композитор и подумал: - Не намекает ли министр на создание балета по книге Сталина "Марксизм и национальный вопрос"?

(Я уже говорил, что либретто у Мухерзона именно таково, поэтому композитор пригласил именно Мухерзона. У меня складывалось впечатление, что идея балета принадлежала именно Мухерзону, а вовсе не композитору).

Вообще, было решено разомлевшим от пива министром о балете поговорить с Михаилом Андреевичем и постараться его убедить. Действительно, вскоре по возвращению в Москву начались репетиции, правда, закрытые, то есть на них посторонних не допускали, хоть несколько особо пронырливых посторонних музыкальных критиков и журналистов все-таки проникли.

Поползли слухи о каком-то суперноваторстве. Работали с энтузиазмом, часто оставаясь на репетициях допоздна, а в свободное время солист и солистка по совету композитора и балетмейстера засели за ленинские книги, особенно за "Шаг вперед, два шага назад", однако этим не ограничились. Солист заявил, что для того, чтобы станцевать Ленина, он должен знать о нем все. Так же и жена его - солистка должна все знать о Крупской, чтобы станцевать Крупскую.

Впрочем, эта идея кажется была подброшена Мухерзоном, взявшим, напоминаю, псевдоним Мухаслон, хоть и думал взять псевдоним - Николай Женин, тем более что Мухерзон, высланный в Казань, некоторое время работал в казанском ленинском архиве. Так вот, благодаря авторитету и общественному влиянию, солист добился доступа в такие архивные дебри, куда до него не ступала рука человека, а за широкой спиной солиста туда проник и Мухерзон-Женин.