Дмитрий Губин - Налог на Родину. Очерки тучных времен

Таких разоренных мест – которым Финляндия продлила жизнь на пару десятков лет после 1917-го – сотни по всему Карельскому перешейку.

Война проиграна. Захламленная благодатнейшая земля (супесчаные почвы, сосны, озера, Балтика); ужас мелколоскутных кто-во-что-горазд построек; расхристанные дороги; кошмарящие по этим дорогам менты; килотонны валяющихся банок-бутылок, уничтоженные усадьбы, церкви и оскотиненный панельными домами некогда прелестный средневековый городок Виипури, Выборг – вот что такое по большей части сегодня бывшая финская территория.

Проигравшим пора делать выводы.

Я, если честно, не верю в действенность обычного покаяния – признал ошибки, пустил слезу, поставил свечку, – голос сверху: «Прощё-о-о-о-он!».

Для меня покаяние – это действия, поступки.

Я не о том, чтобы вернуть финскую землю под финскую юрисдикцию: это глупая идея, которая принесет лишь страдания новым (теперь уже русским) переселенцам и, кстати, обрушит экономику Финляндии, где во всей стране примерно столько народа, сколько живет в одном Петербурге.

Но начать платить в признание вины компенсации тем финнам, что бросили в южной Карелии дома, подворья, квартиры, – это вопрос чести. Их не много в живых осталось, но еще можно успеть. Не надо только говорить, что «лишних денег в стране нет» или что «не хватает денег на учителей и врачей». Лишних денег в стране – куча, а учителей и врачей грабят ежедневно: посмотрите на часы на руке российского чиновника, на его машины и недвижимость. Сколько можно вопить о величии страны, поднявшейся с колен, и ничего при этом не делать? Великая страна для меня – это Германия, не просто признавшая вину, но и выплатившая компенсации жертвам концлагерей.

Во-вторых, я бы в одностороннем порядке отменил для финнов въездные визы: чем больше соседей приезжает, смотрит, влияет на судьбу южной Карелии, тем лучше. Я слышал десятки раз про «это невозможно» и знаю аргументы – что Финляндия входит в Шенгенский союз и, следовательно, нужны переговоры со всем Шенгеном. Но я этого не понимаю. Получается, начинать войну можно безо всяких переговоров, а исправлять последствия – нельзя?

В-третьих, я бы издал – причем за счет казны – нечто вроде Зимней книги: документ, честно перечисляющий всех, кто погиб, и все, что было уничтожено в ходе той кампании, – включая прежние, финские, названия. Я бы вообще дополнил все дорожные указатели в Карелии прежними, финскими, именами. Уверен, финны бы в этом поучаствовали. И тогда при въезде в Рощино-Райволу каждый смог бы узнать историю этого поселка, а местный житель – еще и сравнить нынешнюю жизнь с прошлой (и задать несколько интересных вопросов себе и своим властям). Кстати, я бы начал дискуссию о том, не вернуть ли ряд прежних имен. Вряд ли это пройдет с Комаровой и Репином (бывшими Келломяками и Куоккалой). Но вот Гаврилово обратно в Кямяря я бы переименовал. Хотя бы потому, что поселок был назван в честь техника-лейтенанта Гаврилова, отбивавшего у финнов Кямяря в 1944-м и тогда же скончавшегося в госпитале. Техника-лейтенанта Гаврилова очень жалко, за могилой его следует ухаживать, – но не следует и забывать, что он, пусть и подневольно, продолжал дело, начатое в 1939-м, когда Красная армия, подойдя к Кямяря, уничтожила здание вокзала и свежепостроенную (год, как финские дети в ней отучились) школу. Как вы лодку назовете, так она и поплывет: я вижу прямую связь между нынешним состоянием поселка Гаврилово, с его пылью, грязью, страшноватыми домами и вечно разбитой дорогой – и названием.

Я бы вообще максимально поощрял финское присутствие на Карельском перешейке – выделял бы как землю, так и места в каких-нибудь градостроительных советах. У них, маленьких и когда-то слабых, есть чему поучиться: хотя бы тому, как из слабых, аграрных, бедных становятся индустриальными, богатыми, зажиточными, терпимыми.

Эрнест Хемингуэй назвал сборник своих рассказов «Победитель не получает ничего»: Хэмингуэй воевал и знал, о чем писал.

История, по счастью, вовсе не статична – победы оборачиваются поражениями, однако может быть и наоборот.

70 лет с начала советско-финской войны – хороший формальный повод, чтобы обо всем этом начинать говорить. Идея «перестать подвергать сомнению итоги войны» – на мой взгляд, ужасна. Если не пересматривать, то тогда нужно будет признать себя проигравшими войну навсегда.

А таковыми быть ужасно не хочется.

Похоже, годы, которые модно определять как «тучные» (выход из кризиса 1998-го, феноменальные цены на нефть, приход Путина, свобода в обмен на достаток), завершены. И дело вовсе не в кризисе

А вот еще как бывает: стоишь, скажем, апрельским днем на берегу скованной льдом реки и вдруг – пиу! Динь!

Не то бадья в чеховской дальней шахте сорвалась, не то ветка у зверя под лапой хрустнула, а не то и впрямь ледоход. Весна же. Начнется когда-нибудь. Но в какой именно день – никому не известно.

Я вот долго ждал, что в моих ровесниках (а сейчас поколению, взрослевшему в эпоху перемен, сорок с малым хвостом: самый сок, дождались очереди царствовать и наслаждаться) – так вот, я долго ждал, что в ровесниках наступит одна важная перемена. Конкретно: понимание, что никакое количество матблаг само по себе счастья не приносит. Не приносит даже того приятного ощущения, что все вокруг устроено разумно и правильно, и даже если с тобой что-то случится, то мироздание и дальше будет существовать разумно и правильно, и это значит, что ты жил не зря. У меня каждый раз, когда я смотрю на какой-нибудь европейский городок с пригорка, откуда открывается разом весь жизненный цикл – от фермы в пригороде до ресторана, от церкви до кладбища, – возникает ощущение этой устойчивости. И у моих ровесников, знаю, возникает тоже, поскольку они все чаще говорят, что едут за границу не за шмотками или наслаждением уровнем жизни (нам, ввинтившим джакузи под половиной родимых осин, европейский средний уровень кажется скудноватым), а именно за ощущением правильности и постоянства принципов.

Один из этих принципов тот, что я уже назвал: не в деньгах счастье. А потому гордиться нужно не деньгами (которые можно получить по наследству или даже украсть), а результатом труда. И по этой причине так вкусны круассаны и бриоши у тамошних булочников, оттого ихние учителя после уроков упоенно играют барочные квартеты, а ученики садовников мечтают не срубить поскорее бабла, но научиться идеально штамбировать боярышник и липу.

Ведь умение идеально печь, играть и штамбировать и придает жизни это вот потрясающее ощущение справедливости и разумности.

То есть мне казалось, что, потратив на шопинг лучшие годы; сменив иномарку с одной на другую; утыкав квартиру арками из гипрока и двухуровневыми потолками, мы – наше поколение – посмеемся над содеянным и придем к этому выводу. Который, еще раз повторяю, в том, что глупо кичиться деньгами, гордиться нужно творением.