Борис Парамонов - Русские Вопросы 1997-2005 (Программа радио Свобода)

В общем, Троцкий умел писать. Он, как сказал бы Вячеслав Курицын, - вставляет.

Я бы не стал отрицать наличие у Троцкого литературного вкуса. Оценки оценками, но он умел отличить хорошую литературу от плохой и, чувствуется, был способен радоваться хорошему чтению. Такова, например, его статья о Николае Клюеве, "лапотном Янусе", по словам Троцкого. Троцкий сумел верно описать его декоративный стиль, пристрастие к яркому орнаменту.

Вообще, вот что первостепенно интересно в писаниях Троцкого о современной литературе. Он явно выделял русский национальный элемент в ней, это больше всего его интересовало. Главные персонажи его "Литературы и революции" - Пильняк, Всеволод Иванов, тот же Клюев с Есениным. И Троцкий очень внятно объясняет, почему этого рода литература особенно важна: революция в России осуществлялась крестьянским анархическим, стихийным элементом. Революция в России - крестьянская по основе, отсюда хаос и бесформенность. "Но по руководству, по методу ориентировки, - убеждает Троцкий, - она была самая правильная и продуманная".

Такое отношение к литературе вытекало из понимания большевицкой революции как рационально-организующего начала, вырывающего человека и общество из-под власти всевозможных стихий. Так думал Троцкий, и в этом состояла самая большая его ошибка. Не только в отношении к литературе - но в отношении к жизни, самому бытию.

Социалистическая революция должна создать нового человека - вот заветная мысль Троцкого. Отнюдь не пролетарий есть идеал и модель такого человека. Пролетарская диктатура, ее железные тиски - только метод и способ пересоздания человека, а не самодовлеющая цель. Отсюда - самая смелая установка Троцкого, ставившая его на самую острую грань партийной ортодоксии:

"В эпоху диктатуры о создании новой культуры, то есть о строительстве величайшего исторического масштаба, не приходится говорить; а то ни с чем прошлым несравнимое культурное строительство, которое наступит, когда отпадет необходимость в железных тисках диктатуры, не будет уже иметь классового характера. Отсюда надлежит сделать тот общий вывод, что пролетарской культуры не только нет, но и не будет; и жалеть об этом, поистине, нет основания; пролетариат взял власть именно для того, чтобы навсегда покончить с классовой культурой и проложить пути для культуры человеческой. Мы об этом как бы забываем".

Проект и в самом деле благородный. Осуществим ли он - другой вопрос. Да и вообще после изгнания Троцкого в СССР начали заниматься чем-то другим. Сталин, например, доказывал, что по мере движения к социализму классовая борьба не затихает, а усиливается и что роль государства в такой ситуации не отмирает, а усиливается.

Есть проблема, немало интересующая историков: а в самом ли деле так уж отличались Сталин и Троцкий? Считают, что Сталин избавился от Троцкого в целях овладения полнотой власти, - отнюдь не из-за программных расхождений; а устранив Троцкого - осуществил его программу: и коллективизация, и огосударствление профсоюзов - всё это было и у Троцкого, и критиковалось его врагами как левый загиб. Избавились, повторяю, не от программных установок, а от слишком яркого человека, вызывавшего опасения в смысле вождизма, - между тем как Троцкий в грехе властвования вот уж никак не повинен. Он ведь вроде Ивана Карамазова: ему мысль решить надо. Имея в руках бесспорное руководство армией, Троцкий, будь он действительно властолюбец, мог бы без особых затруднений стать подлинным Бонапартом большевицкой революции. Но у него, повторяем, таких амбиций не было.

Он замахивался на большее: переменить природу человека. Вот одно из важнейших высказываний Троцкого по этому предмету:

"Повышаясь, человек производит чистку сверху вниз: сперва очищает себя от бога, затем основы государственности от царя, затем основы хозяйства от хаоса и конкуренции, затем внутренний мир - от бессознательного и темноты ... Коммунистический быт будет слагаться не слепо, как коралловые рифы, а строиться, сознательно, проверяться мыслью, направляться и исправляться. Перестав быть стихийным, быт перестанет быть застойным".

И еще одна подобная формула, в которой ясно уже слышатся обертоны психоанализа:

"Человек примется, наконец, всерьез гармонизировать самого себя. Он поставит себе задачей ввести в движения своих собственных органов - при труде, при ходьбе, при игре - высшую отчетливость, целесообразность, экономию и тем самым красоту. Он захочет овладеть полубессознательными, а затем и бессознательными процессами в собственном организме: дыханием, кровообращением, оплодотворением - и, в необходимых пределах, подчинит их контролю разума и воли. Жизнь, даже чисто физиологическая, станет коллективно-экспериментальной. Человеческий род, застывший хомо сапиенс, снова поступит в радикальную переработку и станет - под собственными пальцами - объектом сложнейших методов искусственного отбора и психофизической тренировки. Это целиком лежит на линии развития. Человек сперва изгонял темную стихию из производства и идеологии, вытесняя варварскую рутину научной техникой и религию - наукой. Он изгнал затем бессознательное из политики, опрокинув монархию и сословность демократией, рационалистическим парламентаризмом, а затем насквозь прозрачной советской диктатурой. Наиболее тяжело засела слепая стихия в экономических отношениях, но и оттуда человек вышибает ее социалистической организацией хозяйства. Этим делается возможной коренная перестройка традиционного семейного уклада. Наконец, в наиболее глубоком и темном углу бессознательного, стихийного, подпочвенного затаилась природа самого человека. Не ясно ли, что сюда будут направлены величайшие усилия исследующей мысли и творческой инициативы?"

Давно уже известно, что Троцкий был большим поклонником психоанализа. Систематическое исследование этого сюжета мы можем найти в ряде новаторских книг Александра Эткинда, о котором мне выдалось много и с удовольствием писать. Троцкий, в общем, пытался построить как некую общественную практику рационализацию человека на путях психоанализа - реализовать методологию того, что позднее назвали фрейдо-марксизмом. Почти привилегированное положение психоанализа в двадцатых годах - это результат направляющих указаний товарища Троцкого.

Из этого, естественно, ничего не вышло. К 1927 году власть Троцкого была ликвидирована - после опубликования им скандальной статьи "Уроки Октября", по которой получалось, что в решающие дни революции ошибались все, включая Ленина, и что прав во всем был один Троцкий. Сейчас, перечитывая эти тексты, мы можем с легкостью принять этот тезис: нас это, что называется, не колышет. Но выступить сразу против всех ведущих членов политбюро после смерти Ленина было громадной даже и не политической, а тактической (от слова такт) ошибкой Троцкого. Он доказал тем самым, что он не политик в чистом (или, если угодно, грязном) смысле этого слова. И от него быстро и сравнительно легко избавились. Значит ли это, что русская революция пошла вследствие этого кривыми путями, и что Троцкий имел лучший ее проект?