Владимир Рыжков - 26 мифов о России. Ложь и тайны страны

При этом ни в Польше, ни в Чехии, ни в Словакии, ни в Венгрии, ни в других странах бывшего соцлагеря такой ностальгии по социалистическому периоду нет. Объясняется это в первую очередь тем, что их переход к капитализму в принципе можно считать вполне успешным. Им удалось создать демократическую систему, удалось интегрироваться в ЕС, удалось обновить экономику. И даже недавний мировой экономический кризис гораздо сильнее ударил по таким странам, как Ирландия, Греция, Португалия и Испания, чем по бывшим социалистическим государствам. Наоборот, можно сказать, что их поднимающаяся экономика показала свою устойчивость. Поэтому и особых поводов для ностальгии у них нет, в отличие от России, в которой дела все никак не наладятся.

Возможно, секрет Восточной Европы в том, что она пошла в противоположном от России направлении. Их обществу и политической элите удалось добиться практически национального консенсуса относительно того, чего они хотят. А хотели они возвращения в Европу, на что и были направлены все силы. Средством достижения этой цели стал демонтаж старой системы. И основным средством демонтажа был отказ от монополии одной политической группировки, то есть – демократия, политическая конкуренция и честные свободные выборы. Они сумели провести разделение собственности и политической власти и обеспечить защиту частной собственности. Может быть, действовали часто неоднозначно и противоречиво, но тем не менее обеспечили тот вектор, который привел Восточную Европу к успеху. По сути дела, Восточная Европа села в европейский поезд, а мы остались на полустанке.

Но конечно, странам Восточной Европы было намного проще, чем России, – это надо ясно понимать. Прежде всего дело в том, что социализм – это наш продукт, отечественный, а не импортированный, как у них. И у них он был только сорок лет, а у нас – семьдесят, так что при нем в СССР выросло несколько поколений. Во-вторых, вся советская промышленность была ориентирована на военные цели. И в-третьих, Советский Союз распался, тогда как восточноевропейские страны вернулись к своему историческому суверенитету.

Один польский экономист на вопрос, почему у них получаются реформы, а у нас не получаются, ответил: «Это очень просто – мы любим драться до первой капли крови, а вы – до последней». И это очень точно. Колоссальная неудача российской трансформации заключается в том, что договороспособность людей у нас хуже, чем где-либо. Доверие в обществе низкое, нетерпимость высокая. У нас нет традиций договора – уступать одно, получать другое.

Нельзя не отметить и еще одну интересную тенденцию – Запад не особо поддерживал стремление восточноевропейских стран к независимости и отказу от социалистической системы. Вроде бы удивительно – они семьдесят лет стремились к концу коммунизма и к концу СССР, а как пришло время, оказались против. Миттеран и Тэтчер одно время выступали и против сноса Берлинской стены, и против объединения Германии. Конечно, это можно списать на то, что все боялись возрождения ее мощи и стремления к мировому господству. Но в 1991 году президент США Джордж Буш уговаривал Украину не выходить из состава СССР. Как казалось, это грозило слишком большими проблемами – распад и неурядицы в ядерной державе, непонятно где и кому останутся ракеты, кто будет против кого и в какой степени и так далее. То есть политически Запад не был готов к концу советской системы и не был готов к распаду Советского Союза.

Но восточноевропейские элиты, взяв власть, сами и без их помощи начали работу по выработке стратегии создания новой системы. Они ошибались в частностях, иногда делали больно и себе, и обществу, но в целом они вывели верную стратегию и не ошиблись в выборе вектора развития. Нигде не было даже такой инфляции, как в России.

Может ли Восточная Европа служить примером для России?

• Нет – 44%

• Да – 28%

• Затрудняюсь ответить – 28%

По результатам опроса 1800 экономически активных граждан России старше восемнадцати лет на портале «SuperJob».

Лех Валенса говорил, что мы все с детства читали учебники, как от капитализма переходить к социализму, но ни в одном учебнике не писали, как перейти от социализма к капитализму. Неудивительно, что почти половина наших сограждан не хотят видеть в Восточной Европе не просто великую трансформацию, а великий урок для себя. Может быть, это наша внутренняя, осознанная или неосознанная великодержавная спесь: с какой стати мы будем смотреть на Польшу или другие небольшие страны, которые мы привыкли воспринимать в лучшем случае как «младших братьев»?

Нам удобнее себя сравнивать с Западной Европой, потому что она дает нам наслаждаться своей ролью великой державы, ведь мы сравниваем себя не с Нидерландами или Лихтенштейном, а с Великобританией, Францией или Германией, а чаще всего и вовсе с США. А кроме того, Западная Европа и Америка дают нам возможность верить в неизменность статус-кво. Потому что мы говорим: они шли к либеральной демократии триста-пятьсот лет, в США двести лет тому назад еще было рабство, а женщины право голоса получили только в середине XX века. И это дает нам возможность оправдаться в собственных глазах за свои неудачи.

А главный урок, который мы должны усвоить, заключается в том, что страны Центральной и Восточной Европы добились превращения плановой экономики в рыночную, не утратив при этом демократических преобразований. И мы начали с них, и шестую статью насчет монополии партии Горбачев отменил. Но они реформировали свои государства, а мы свое разрушили – это во-первых. Во-вторых, они понимали, что демократическая система – это не просто абстрактная ценность, эта ценность еще очень важна для экономики. И как яркий пример – политика Лешека Больцеровича в Польше, которую обычно называют шоковой терапией и которая вызывала сильное недовольство среди населения. Но демократическая система работала, и она привела к власти других людей, которые подправили ситуацию. Именно поэтому в Польше не было аналога нашего августа 1998 года.

В России же одна и та же сила, которая начала реформы в начале 90-х годов, в каком-то смысле правит и сейчас, не имея уже даже политической состязательности. У нас нет никаких способов для модификации политики, разве что уговаривать главу государства что-то делать. И это принципиально. Один из важнейших тезисов наших нынешних «государственников» состоит в том, что единственный способ эффективной экономической реформы – это авторитаризм. Нам всегда напоминают о Южной Корее 50–60-х годов, нынешнем Китае, Чили времен Пиночета и всегда сознательно забывают, замалчивают Восточную Европу, которой удалось совместить то, что у нас называют несовместимым – успешные демократические реформы с успешными рыночными. При этом и примеры с Южной Кореей и с Чили не слишком корректны, потому что экономический рост и определенное возрождение экономики там начались уже после того, как пошли перемены в системе.