Вера Челищева - Заключенный №1. Несломленный Ходорковский

Просила, чтобы институт чаще отправлял ее в Москву на симпозиумы и конференции по генетике. Отпускали. Симпозиумы часто «прогуливала» в пользу Хамовников…

– Знаешь, генетика мне уже неинтересна, – как-то говорила она мне. – Я ей отдала всю себя. Хватит. Для меня сейчас главней вот это… Мне больно и стыдно.

Родственники ее не понимали, иногда подтрунивали.

– Мой сын, его семья, их друзья – хорошие успешные ребята. Но пока в силу возраста живут другой жизнью, другими интересами. Они знают, что где-то там есть Ходорковский и вся его история. Знают, за что его посадили. Но в подробности не вдаются. Это их не отягощает. Я не осуждаю. Молодость…

– Дьявол кроется в деталях. Так что давайте это проверим еще раз, а то, может, Лахтину опять что-то в глазик попало…

В зале – смех, судья морщится, Лахтину все равно. Так о методах работы прокурора, конечно же, отзывается Платон Лебедев. Ну, а кто еще? Представить в этом амплуа Ходорковского, согласитесь, трудно. Такие разборы полетов, а иногда и похлеще, Лебедев проводил в суде каждый день. Словно на совещании в «МЕНАТЕПе»…

– Дьявол кроется в деталях, – часто о чем-то сосредоточенно думая, повторял он. И в этом весь он, Платон Лебедев. Угодивший в тюрьму на три с половиной месяца раньше Ходорковского. Официально – как подозреваемый в преступлении. Неофициально – и это все понимали – как заложник.

Это про него, арестованного в госпитале имени Вишневского (схватило сердце) прокурор Лахтин потом будет везде и всюду говорить, что тот, мол, не являлся на повестки в прокуратуру и вообще «пытался скрыться» от органов дознания… Это Лебедев-то «пытался скрыться», у которого за две недели до ареста дочка родилась…

Оба понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Как медиумы, принимали сигналы друг друга, трансформировали их и в свойственной каждому индивидуальной форме направляли эти сигналы в дело, в работу.

Без Лебедева книга о Ходорковском была бы не полной. Мы уже как-то привыкли, что он на втором плане, что, говоря о Ходорковском, мы, да, конечно, и Лебедева имеем в виду, но почему-то всегда говорим в единственном числе. «Когда освободят Ходорковского», «Ходорковский сидит», «дело Ходорковского» и т. д. Лебедеву нисколько не обидно, Ходорковскому – наоборот. Он даже просит СМИ, если у них обоих берут интервью, «напирать в вопросах в основном на Платона».

Но они оба уже давно одно целое. Они друг друга обожают.

Внешне незащищенный, до какого-то момента тихий Ходорковский и он, казалось бы, баловень судьбы, всегда с той самой накрахмаленной уверенностью по жизни… Ходорковскому импонирует его волевое начало, Лебедеву в Ходорковском импонирует все, за исключением некоторых моментов. Ну не надо говорить этому «псевдопрокурору Лахтину», у которого шпаргалки на столе, а в компьютере – следователь Каримов, – не надо говорить ему «уважаемый прокурор Лахтин».

Платон так и передразнивал при всех Ходорковского в суде. Выступал Ходорковский, а следом за ним Лебедев, и нарочито растянуто начинал свою речь:

– Глубоко УВА-ЖА-ААА-ЕМЫЙ мною (зал лежал, Ходорковский стеснительно опускал глаза) прокурор, точнее, псевдопрокурор Лахтин опять врет суду.

– Эти комментарии можно не слушать! – нервничал Лахтин.

– Платон Леонидович, замечание! – традиционно доносилось от судьи.

А Лебедеву хоть бы хны. В суде между ним и Ходорковским установилась связь. Оба понимали друг друга с полуслова, с полувзгляда. Как медиумы, принимали сигналы друг друга, трансформировали их и в свойственной каждому индивидуальной форме направляли эти сигналы в дело, в работу. Так выстраивали свою линию поведения, свою каждодневную жизнь, свою защиту.

Ходорковскому, казалось, не хватало хулиганистого азарта, язвительности. Уж слишком внешне интеллигентный и воспитанный он был. Представить его советующим Лахтину обратиться за помощью в Кащенко, согласитесь, весьма трудно. Это уже будет не Ходорковский. Но зрителей его вежливое обращение «уважаемый прокурор» порой тоже раздражало. Да так, что по рядам проносился шепот: «Да не уважаемый он, не уважаемый… Ну, Михаил Борисыч…».

На один и тот же вопрос судьи, были ли они судимы ранее, Ходорковский ответил: «Да, в 2005 году», Лебедев: «Да, преступным приговором Мещанского суда».

Вообще, характер и поступки Лебедева преображали черты Ходорковского – его сдержанность, интеллигентность. Рядом друг с другом они испытывали вдохновение, заряжались…

На первый взгляд, незащищенный от внешнего мира Ходорковский и Лебедев, внешне ничего не боящийся и самоуверенный. Он относился к Ходорковскому с каким-то трепетом что ли. Часто можно было увидеть картину, как они оба стоят в «аквариуме», разговаривая с адвокатами.

Ходорковский напряжен, Лебедев кладет ему руку на плечо. И вот так они стоят и слушают адвокатов…

Щепетильный, пунктуальный, Платон Лебедев не пропускает и не прощает мелочей. Даже с какой-то порой болезненной педантичностью. «Дьявол кроется в деталях», – если не девиз, то любимое выражение. С каждой деталью работает подолгу, показывая ее с разных ракурсов. Вывод часто один – «не годится, не позорились бы». А уж если это крупная ошибка, то все… «Ваша честь, свидетельского иммунитета у подельника Лахтина – Каримова нет. Сюда его, на трибуну!»

Строг, но справедлив. К прокурорам обращается не иначе как «подставные», следователей и всех, кто причастных к делу ЮКОСа, называет «шпаной». На время процесса по просьбе всего боящегося судьи Данилкина от употребления этого термина согласится временно отказаться. В обмен на то, что судья все же будет делать прокурорам замечания. Судья слово часто не сдерживал. Лебедев каждый раз публично напоминал о договоренностях. Данилкин молчал.

Такое отношение к прокурорско-следовательскому институту не показное, а образ жизни. Рядовыми исполнителями этих людей не считает. Да, все вместе с зачинателями дела ЮКОСа из высших эшелонов власти – «шпана». Причем, по Лебедеву, в прямом смысле этого слова. Даже не раз приводил судье определение термина из словаря Ожегова… «Шпана» – потому что заинтересована, потому что – и в этом с ним согласен Ходорковский – доходы «шпаны» с 2003 года выросли в разы. Например, в разы выросли доходы у прокурора Лахтина, всегда для виду катающегося на метро и ходящего в мундире круглый год…

Лебедев своенравен. Сидит в «аквариуме», положив ногу на ногу. Абсолютно свободен. Раскрепощен. Жует жвачку. Что не может не раздражать. «Жвачку-то выньте изо рта, когда с прокурором говорите», – прокурор Ибрагимова. Ноль внимания. Презрения нет. Просто ноль внимания. И это еще больше раздражает. «Хам, хам, хам!..» – возбужденно кричит Ибрагимова. И дальше уже смешит весь зал. – «Привыкли быть там у себя на лидирующих позициях…»