Вера Челищева - Заключенный №1. Несломленный Ходорковский

Еще казалось, что он реально хочет разобраться в деле. Он часто задумывался, слушая Ходорковского и Лебедева. Опускал голову, когда они затрагивали больную тему – называли главных следователей, создавших это обвинение и сделавших на этом себе неплохую карьеру. А когда называли прямых заказчиков дела, опускал голову, как бы умоляя: «Давайте не будем. Я и так все понимаю»…

Он внушал нам маленький, но оптимизм. Надежду.

27 декабря 2010 года все надежды рухнули в одночасье. Со вступительного слова судьи, как только он приступил к оглашению приговора. «Суд установил, что Ходорковский и Лебедев совершили хищение нефти путем присвоения». Не «согласно обвинению», а «суд установил». Именно суд.

Читал без интонаций, быстро, еле слышно, заглатывая слова, спешил. Читал, что суд установил и хищение нефти, и хищение акций, и легализацию, и обман аудиторов… Читал. Но не свой приговор. И даже не приговор вовсе, а обвинительное заключение прокуратуры. Я раньше слышала, что такое бывает в 90 % российских судах: судья переписывает обвинительное заключение, переданное ему прокуратурой, и выдает его за приговор. Я лишь слышала об этом. А теперь…

Мои старшие коллеги-журналисты, гораздо опытнее меня, принесли с собой то самое обвинительное заключение Генпрокуратуры по второму делу Ходорковского и Лебедева, раскрыли и сверяли его по буквам, по запятой с тем, что читал Данилкин. Калька. Идентичность абсолютная. Просто вместо слов «по данным следствия», вставлял «суд установил»…

– Как же так, ребята? – спрашивала я своих коллег.

– Успокойся. Почти для каждого суда – это норма. Ну, норма это… Люди на этом руку набили.

И мы с коллегами все сверяли и сверяли имеющиеся у себя тексты обвинительного заключения с тем, что говорит Данилкин, и передавали в свои редакции: по тому эпизоду виновными признал, по другому, по третьему… Кстати, по распоряжению Данилкина журналистам вырубили трансляцию в другом зале. Почему он так не хотел, чтобы его видели больше журналистов?..

Кстати, о журналистах. Каждое утро нас держали на морозе возле суда и только потом запускали внутрь. То ли таково было распоряжение председательствующего, то ли службы судебных приставов, но стабильно каждый день по часу мы, огороженные железными заборчиками (как в гетто: вокруг все было оцеплено – ни души), стояли возле огромной урны и ждали, когда нас «запустят» на событие под названием «отправление правосудия»… В один из дней я увидела девушку-журналистку, скорее похожую на 13-летнего подростка или на молодую сотрудницу детской библиотеки. Что-то детское в ней самой было. Невыспавшаяся и явно чем-то недовольная в столь утренний час. В какой-то момент мы с ней поравнялись.

– Я ведь… – вдруг обратилась она ко мне. Голос был печален, – всегда каждый год в это время на утренниках в детских садах работаю. Пишу об этих маленьких Снегурочках, снежинках, хороводах вокруг елок… Каждый год в последних числах декабря меня всегда отправляли на утренники… А тут…

Ну, думаю, шутит. Шутит человек. Стою и молчу. Жду, когда скажет, мол, «а тут отправили на такой утренник – ничего себе – ха-ха-ха».

– Понимаете, так удобно мне всегда было, знала, что в 30-х числах у меня всегда утренники, дети, елки… – голос становился еще печальнее.

И я, наконец, поняла: она не шутит.

– А тут, – кинула она наполненный ужасом взгляд на здание суда, – так все сложно, долго, муторно… Ужас… Надолго все так. Не ХО-О-О-ЧУ… А наши отправили – я из многотиражки чеховской… А ведь могла уже на утреннике быть…

Я даже не знала, что сказать…

А вскоре открылись двери в суд, и я отправилась освещать свой «утренник». Эх…

Данилкин по-прежнему выезжал в своем «приговоре» на криминализированных штампах прокуратуры, от которых ранее кривил лицо, смеялся вместе с залом, слушая их из уст прокуроров. Но теперь он лица не кривил и с залом не смеялся.

Не смеялся теперь и зал. Видя уже совсем другого Данилкина. Обычного чиновника, обычного председателя районного суда Москвы, судью, каких тысячи по всей России… Он был бледный, невыспавшийся, затюканный работой, начальством…

И четыре дня дублировал в «приговоре» обвинительное заключение…

Прокуроры слушали свое обвинительное заключение в исполнении Данилкина равнодушно. Только Лахтин занимался делом – сверял читаемое судьей с обвинительным заключением. С ручкой следил за каждым абзацем, где пропускает судья, где обобщает, как обобщает тот или иной следовательский пассаж. Прямо на глазах у всех: журналистов, адвокатов, подсудимых.

Лебедев улыбался чаще. Ходорковский выглядел уставшим и, кажется, еще больше поседевшим. Но это только казалось, что он устал. На самом деле наш герой в эти минуты триумфально стартовал в твиттере.

А эти оба, слушая судью, были внешне спокойны. Задумывались, что-то читали, записывали. Лебедев улыбался чаще. Ходорковский выглядел уставшим и, кажется, еще больше поседевшим. Но это только казалось, что он устал. На самом деле наш герой в эти минуты триумфально стартовал в твиттере. Прямо во время того, как Данилкин читал приговор, Ходорковский в режиме реального времени закидывал в микро-блог ироничные комментарии по поводу всех двусмысленностей, нестыковок и сомнительных выводов Данилкина и следствия.

Как он это делал? Компьютера-то нет, а уж интернета – тем более… В общем, комментарии его появлялись в твиттере каким-то неведомым образом… Кто и как успевал передавать? Не знаю. Да и не важно это. Мысли его. Кто читал – понял.

Записи появлялись иногда с интервалом в несколько секунд. В большинстве из них приводились отрывочные цитаты из зачитанного Данилкиным и его, Ходорковского, краткие реплики «вдогонку» – «Бред», «Вы что-нибудь понимаете?», «Мозги закипели?» и т. п.

Обалдевший от появления в твиттере Ходорковского народ ринулся отвечать. Не успевали участники форума расправиться с одним блоком комментариев, у Ходорковского уже была готова кипа других. Его втянуло – ведь в режиме реального времени ему отвечали, спрашивали, и он мог отвечать…

«Судья говорит, что нефть Ходорковскому была «вверена». А 15 минут назад тот же судья сказал: X. не имел полномочий. Забыл? Или не сам писал?» – строчил он. – «Суд: «Признаю у ЮКОСа многомиллиардную прибыль». Откуда? Ведь вся нефть похищена? Еще одна «Данилкина загадка»».

В то время, когда суд называл сроки, премьер Путин пил чай с профессорско-преподавательским составом Высшей школы экономики.

«Суд: «Нарушались права миноритарных акционеров»». «Каких? В 2001 никаких миноритарных акционеров в дочерних добывающих компаниях не было».

Вспоминая цитаты из приговора, озвученные Данилкиным, слово «судья» ставил в кавычки: «Судья»: «У ЮКОСа похищено 347 млн т нефти, т. е. больше, чем произведено. Даже прокуроры отказались! У них глаза как тарелки были!» «Судья «установил», что Ходорковский не имел полномочий от акционеров на руководство компанией, и руководителем компании не являлся». Бред…»