Дэниэл Тризман - История России. От Горбачева до Путина и Медведева

Но если экономический кризис возобновится, положив начало буре, которую технократы не смогут сдержать, если сценарий Путина не произведет ожидаемого результата, то все будет происходить по усмотрению дублера, ему придется импровизировать с новой концовкой этого представления, так как аудитория поднимется со своих мест и забросает помидорами. Окажется ли он на высоте в этой ситуации, воспользуется ли моментом, чтобы стать объектом всеобщего внимания? Завоюет ли он симпатии зрителей, построив мостик от Кремля до самого сердца страны – от внезапно дискредитированных агентов безопасности до демократов и народников, объединив вместе недовольные регионы, отбросив знакомое лицемерие, как потрепанный пиджак от Армани, борясь с коррупцией и некомпетентностью вокруг себя, а не перетасовывая абстракции? Начнет ли он, в конце концов, реформы, в которые верили горячо любимые им либералы? Предаст ли он своего наставника и окажется ли в центре внимания?

Трудно себе это представить. Но в российской политике все возможно.

Почти через два десятка лет удивительно не то, что Советский Союз развалился, а то, как это все произошло. Многие многонациональные государства и империи распались. Их заключительные соглашения, как правило, носили примитивный характер, разобщая ранее мирные общины самым неожиданным образом. Привязанность Габсбургской империи к ее Балканским провинциям ввергли Европу в войну, которая стоила 15 миллионов жизней. Распад османской Турции породил массовые убийства армян и курдов. Европейские колонисты оставляли кровавые следы, отступая из Африки и Азии – более 300 000 человек погибло во французском Индокитае и Алжире, сотни тысяч были убиты в ходе беспорядков, разделивших британскую Индию. Совсем недавно распад Югославии спровоцировал вспышки жестокости. В одной только Боснии и Герцеговине [64]было убито от 97 000 до 250 000 человек, по разным оценкам – это 2–6 % населения.

Распад Советского Союза не обошелся без жертв. Однако по сравнению с предыдущим опытом он был удивительно спокойным. Этнограф Валерий Тишков указывает общее количество жертв от 63 000 до 98 000, если не считать первую чеченскую войну, которая началась через три года после распада СССР и, возможно, имела мало общего с ним. Около 24 000 человек погибли в боях между армянами и азербайджанцами в Нагорном Карабахе и еще 24 000 погибли в гражданской войне в Таджикистане. В Грузии сепаратистская провинция Абхазии стала местом гибели 12 000 людей; в других горячих точках обошлось меньшими потерями.

Распад Советского Союза не обошелся без жертв.

Существует некоторое замешательство, в действительности оно шокирующее, когда говорят об убийстве всего 63 000 человек, в то время как в стране «удивительно мирно». Тем не менее, принимая каждую мелочь во внимание, ясно, что результат мог бы быть гораздо хуже. По состоянию на 1991 год территория Советского Союза стала минным полем потенциальных конфликтов. Сотни этнических групп были перемешаны между собой из-за прихотей Сталина и превратностей судьбы. Эти народы разбросало по всей стране так же неравномерно, как нефть, газ, золото и алмазы в ее недрах. А на фоне всего этого крупнейшая в мире армия разваливалась. Около десяти тысяч стратегических ядерных вооружений размещались в 4 из 15 союзных республик, а также тысячи единиц тактического ядерного оружия были разбросаны по многим другим республикам. Неопытные главнокомандующие тщательно обменивались опытом друг с другом через свои спорные районы границ.

25 миллионов этнических русских плюс еще 11 миллионов русскоговорящих вдруг оказались по ту сторону колючей проволоки, отступающая волна российской экспансии оставила изолированную диаспору одну-одинешеньку. В Казахстане, Латвии и Эстонии этнические русские составляли большую часть населения, это больше чем судетских немцев в Чехословакии в 1930 годах. Русские в Прибалтике чувствовали себя, по выражению Дэвида Лейтина, как жители Нью-Йорка, которым вдруг пришлось бы выбирать между «обучением ирокезов [65]или депортацией в Англию».

Тем не менее даже российские патриоты – от этнонационалиста Александра Солженицына до шовинистического империалиста Владимира Жириновского – потребовали создания великого государства российского, присоединившего большие прилегающие территориию Новая диаспора оставалась спокойной. Только в Молдове на небольшой территории между рекой Днестр и украинской границей местные русские действительно взялись за оружие. В знак своей зрелости три государства-преемника отказались от ядерного оружия в пользу страны, которую некоторые рассматривали как бывшего колонизатора. Вторая советская гражданская война могла быть самой кровавой войной конца XX столетия.

Распад не был предсказан [66]. Но когда он все-таки произошел, его было слишком легко объяснить. Существовало очень много причин для того, чтобы это случилось. Советский Союз распался из-за экономической неэффективности коммунизма. Или из-за врожденного стремления человека к свободе? Или из-за этнического национализма? Или из-за военного соперничества с Западом? Или просто из-за характерных недостатков и ошибок руководства страны? Задача состоит в том, чтобы не идентифицировать причины, а разобраться в них. Я буду рассматривать все эти моменты, но ни один из них не отвечает на вопросы сам по себе. Нужно понять, как много факторов взаимодействуют между собой для получения результата, который за пять лет до развала СССР был весьма маловероятным. Только тогда можно ответить на более загадочный вопрос [67]: что удержало распад от порождения кровавой бойни, которой многие опасались?

Первыми прибыли украинцы. К тому моменту, когда на заснеженной подъездной аллее к охотничьему домику недалеко от польской границы появился автомобильный кортеж Ельцина, президент Леонид Кравчук и его премьер-министр Витольд Фокин были где-то в дремучем сосновом лесу и охотились на дикого кабана. Директор усадьбы ожидал у входной двери. Пока он показывал президенту России его номер, Станислав Шушкевич, до сих пор в глубине души остающийся профессором физики, а не белорусским главой государства, уединился в более скромном коттедже, который он выбрал для себя.

На календаре было 7 декабря 1991 года. Когда гости собрались в тот вечер, Ельцин ради приличия задал вопрос [68], ответ на который уже все знали, – была ли какая-либо форма преобразованного Советского Союза, при которой украинцы согласились бы присоединиться? Кравчук, взвинченный своей президентской победой, напомнил им, что 90 % украинских избирателей, 76 % из которых имели право голосовать, сделали выбор в дни референдума за полную независимость. Не может быть никакого пересмотра. Министр иностранных дел России Андрей Козырев писал позднее, что перед глазами промелькнула Югославия, где сербские снаряды разрывали на куски Дубровник. Эта тройка лидеров [69]начала подозрительно присматриваться друг к другу. Если существование Союза было невозможным, были ли тогда какие-нибудь другие законодательные структуры, в которых все три славянских государства могли бы скоординировать свои действия? Кто-то подал идею британского стиля содружества.