Лариса Буракова - Почему у Грузии получилось

Следующей важной частью налоговой реформы стало введение стопроцентной амортизации капитальных затрат.

В мире (например, в странах Евросоюза и в России) широко распространена такая схема амортизации, при которой вся стоимость купленного оборудования переносится на статью расходов постепенно. В Грузии же была применена 100-процентная амортизация [190]. То есть компания может отнести свои капитальные затраты на расходную часть в год совершения этих затрат. Если это большие капиталовложения, то с точки зрения налогового учета получается убыток, который можно отражать в отчетности еще пять лет и, соответственно, не платить налог на прибыль. Любая компания получила право на стопроцентную амортизацию.

Реформаторы рассматривали налог на добавленную стоимость как налог на потребление, каким он и является по сути. Именно поэтому при любом виде капитальной операции [191]НДС должен возвращаться. «Фактически эта норма в прямом виде отсутствует в большинстве стран, у которых есть НДС. Более того, есть директивы Евросоюза, которые запрещают возвращать налог на добавленную стоимость сразу же. Но мы считаем, что надо возвращать сразу», – объяснял Бендукидзе [192].

Для инвестора этот пункт вместе с возможностью стопроцентной амортизации означает, что до тех пор, пока его инвестиция фактически не будет перекрыта доходами, компания будет платить только налог на имущество и подоходный налог с зарплаты сотрудникам. Что, бесспорно, очень важно для данного этапа развития экономики, так как позволяет привлекать в страну новые инвестиции.

Большой спор разгорелся по поводу подоходного налога. Администрация президента не хотела, чтобы он был плоским. Одобряя прогрессивную шкалу, она проявляла ложное чувство социальной ответственности: чем больше люди зарабатывают, тем больше (непропорционально больше!) они должны уплачивать налогов. В конце концов Бендукидзе сумел убедить Жванию, человека во многом левоцентристских взглядов, принять плоскую шкалу:

Во время совещания по поводу подоходного налога Жвания спрашивает: «А какой подоходный налог в России?» Я отвечаю: «13 процентов». Он говорит: «Давайте у нас тогда будет 12 процентов». Так у нас и получился подоходный налог в 12 процентов.

Однако таким размер налога сохранялся лишь до конца 2007 года. С 2008-го произошло одно из наиболее важных изменений – объединение подоходного налога с социальным. Социальный налог в 2004 году составлял 33 процента, а с 2005-го был снижен до 20 процентов. При их объединении в 2008 году суммарная величина составила не 32, а 26,6 процента, поскольку расчет ведется исходя из разных баз. И сразу же ставка была снижена сначала до 26 процентов, потом до 25 и сразу после войны в ноябре 2008 года – до 20. Более того, первоначально в законе предусматривалось дальнейшее снижение этого показателя до 15 процентов уже к 2012 году. Но в редакции налогового кодекса 2010 года этот срок был отодвинут – в 2013 году запланировано снижение до 18 процентов и только в 2014 году – до 15 процентов.

Объединение социального налога с подоходным, да еще и с дальнейшим снижением ставки, позволило сделать восстановление системы внебюджетных фондов практически невозможным. Вспоминает бывший первый заместитель министра труда, здравоохранения и социальной защиты Вахтанг Мегрелишвили:

В 2003 году, как раз перед революцией, в Грузии был принят пакет законов о государственном пенсионном страховании. И, начав работать в Фонде социального страхования в 2003 году, я с калькулятором посчитал, сколько можно будет получить, в соответствии с системой пенсионного фондирования. И получалась какая-то глупость: если я платил 33 процента в качестве социального взноса, то через 40 лет получал чуть больше, чем те, кто вообще ничего не платили.

Сейчас в Грузии пенсия представляет собой вид социального пособия, и пенсионного фонда нет – государственный бюджет универсален.

«Если подоходный налог составляет 20 процентов и нет единого социального налога, создать фондируемую пенсионную систему, которую я считаю крайне вредной, просто невозможно – 20 процентов подоходного налога невозможно расщепить. Для фондируемой системы необходим свой отдельный налог, который целиком будет равен 15–30 процентам от доходов. А уж как только подоходный налог будет составлять 15 процентов, с этой идеей можно будет окончательно попрощаться», – уверен Бендукидзе [193].

На этом примере хорошо видно, как наслаиваются друг на друга пласты различных реформ: часть налоговых изменений приводит к трансформации пенсионной системы. Но взамен того, от чего было решено отказаться, надо предложить что-то новое. Вместо пенсионного фонда были созданы лучшие условия накопления – как индивидуального, так и коллективного. Был внесен целый ряд изменений в закон о ценных бумагах, предложены разного рода налоговые стимулы, в необходимости которых, впрочем, Бендукидзе сомневается:

Вообще-то для поощрения накоплений налоговый стимул не нужен, это неправильно. Но он стал своеобразной разменной монетой: внутри политического класса всегда идет торговля, и эти стимулы потребовались, чтобы решение было принято.

Тем не менее и саму идею налоговых стимулов можно реализовать по-разному. Внедрить их одновременно с нововведениями в области пенсионного обеспечения тогда не получилось, но в рамках финансовой реформы [194]2007 года это стало возможным. Бендукидзе положительно оценивает достигнутое:

Стимулировать вложения в пенсионные фонды путем налоговых льгот – это плохой вариант, потому что создается огромное количество «безответственных» денег. Избегая дополнительного налогообложения, человек просто отказывается от собственных сбережений, вместо того чтобы, например, построить дом. Так что судьба этих денег его уже мало интересует. Кстати, я считаю, что огромные пулы пенсионных средств, которые есть, например, в Америке, стали одной из причин финансового кризиса [195].

И мы добились хорошего результата: нет налогов на операции с прибылью, нет – на операции с ценными бумагами, допущенными к торговле на бирже и свободно обращающимися, нет процентов с депозитов и с торгуемых долговых бумаг. Сейчас, конечно, еще рано всем этим пользоваться: фондовый рынок и раньше не был развит, а из-за кризиса его практически не осталось. Но в свое время это сыграет роль.

Хорошим примером того, как в Грузии используются экономические, а не административные рычаги, стало введение сбора на игорный бизнес. Раньше в столице работало огромное количество игорных заведений, и, вместо того чтобы ограничить этот бизнес запретами (что привело бы лишь к его уходу в подполье), власти выбрали более простой способ.