Array Array - Утраченная Япония

Простое и неукрашенное можно так же определить словом «скучное». Проявлением гениальности Рикюу и других ранних мастеров был их отказ от ярких цветов и интересных форм, потому что те привлекают и рассеивают наше внимание. Они внесли скучные предметы в чайный павильон, и использовали их для создания атмосферы полного спокойствия, которая способствует медитации. Студентом семинара, однако, было необычайно трудно сделать что-нибудь скучное. Любой ценой они старались придать своим произведениям оригинальность, и не были удовлетворены, пока не создавали что-нибудь «интересное». Они придавали своим чашкам квадратную форму, прилепляли сбоку змей или улиток, защипывали края или рисовали на поверхности девизы, такие, как «Мир, уважение, чистота, одиночество». Результаты их работы никогда не подталкивали к медитации. Дэвид говорил: «Занятия по керамике нужны для того, чтобы глина высосала яд из пальцев студентов». Среди студентов иногда попадаются японцы, которые послушно делают тот, что велено. Они не имеют ничего против скуки, а среди их работ часто попадаются очень симпатичные.

Очень много уже говорили о том, что японская система образования рассчитана скорее на подготовку высокого среднего уровня всех учеников, чем на лелеяние совершенства немногих. Учеников в школе не стимулируют выделяться из группы или задавать вопросы, и в результате японец оказывается запрограммирован на обычную «среднюю» жизнь. Быть скучным, и таким, как все, является сущностью этого общества, и это тот элемент, благодаря которому колеса всех общественных механизмов крутятся без помех. Хорошо известно, что это один из недостатков японского стиля жизни. Тем не менее, наблюдая за уроками керамики в Оомото, можно было легко заметить и слабые стороны американской системы обучения. Американцев с самого детсва учат творческому самовыражению. Если они не показывают свою «исключительность», их убеждают, что с ними что-то не в порядке. Такого рода мышление оказывается препятствием, потому что для людей, воспитанных в этом духе, сделать простую чашку для чая оказывается очень трудным делом. Это тот самый «яд», о котором говорил Дэвид. Иногда мне кажется, что внушаемая американской системой необходимость «быть интересным» оказывается очень жестокой штукой. Ведь большинство из нас ведет обычную жизнь, и в конечном итоге мы оказываемся нею разочарованными. В Японии же наоборот, люди так настроены, что удовлетворяются обычным, поэтому они довольны своей судьбой.

Если один день, проведенный в мастерской керамики, приводит к такому обилию выводов, можно легко представить, скольким вещам можно научиться, изучая традиционные искусства. Я не думаю, что японскую философию, сущность которой выражают joo, ha, kyuu, zanshin, можно описать с помощью слов, потому что когда мы вербально пробуем объяснить смысл «медленно, быстрее, быстро, стоп», возникает закономерный вопрос – и это все? Только испытав лично эти искусства, можно понять их истинное значение. В этом смысле традиционные искусства – настоящие врата в культуру страны.

В последние года я заметил так же, что корни Японии берут свое начало не только в Китае или Корее, но и в такой же степени в Юго-Восточной Азии. В связи с этим я часто посещаю Таиланд и Бирму – это мои четвертые врата познания Азии. Чем больше я путешествую, тем более вынужден признать, хотя и неохотно, что авторы «теории японства»в определенной степени правы: каждая страна по своему уникальна, но Япония – это особое сокровище. Как остров, отрезанный от азиатского континента, она могла поглотить влияние культур Китая и стран Юго-Восточной Азии, но сохранила при этом почти абсолютную изоляцию, как общество. Она стала чем-то вроде скороварки, в которую вложили множество компонентов, но ничего не вытащили.

Япония – это хапакс. Ее можно пытаться понять, сравнивая с Китаем и Юго-Восточной Азией, либо изучая огромное количество литературы о «японстве», но, как пытался нас предостеречь ван дер Лоон, в конце концов невозможно понять хапакс, потому что неизвестно, что же он на самом деле значит.

Когда я начал писать статьи, из которых позже сложилась эта книга, то попросил совета у приятеля. «Ремонт тростниковой крыши в Ия, театр кабуки – пожалуй, это интересные темы, но вот насчет каллиграфии я не уверен» — сказал он. – «Тебе не кажется, что каллиграфией интересуется очень мало народу?»

Может быть, он прав, но я считаю, что каллиграфия – это одно из традиционных японских искусств, которое встречается здесь на каждом шагу. Японцев окружает бесчисленное количество иероглифов «кандзи», начиная с писем, магазинных вывесок, газет, реклам в книгах, и заканчивая маленькими упаковками палочек для еды. С этой точки зрения, каллиграфия – одна из самых характерных деталей жизни в Японии, нет ни дня, чтобы человек с ней не столкнулся. Этого факта достаточно, чтобы посвятить ей несколько слов, но у меня есть еще один повод: в детстве я обожал каллиграфию.

Первый раз с иероглифами кандзи я столкнулся, когда мне было девять лет, и я учился в вашингтонской школе. Наша учительница, госпожа Вонг, приводя в качестве примера знак kuo (страна), объясняла, что каждый иероглиф состоит из частей, которые называются «корнями». Сначала она нарисовала на доске большой квадрат, представляющий границы страны: этот квадрат – «корень охватывающий». Внутри большого квадрата она нарисовала маленький квадрат – «корень рта», символизировавший рты, которые надо прокормить. Подо ртом она провела прямую линию, представляющую землю. А рядом с ртом нарисовала четырьмя движениями комбинацию точек и штрихов, которые создали «корень копья», символизирующий оборону страны.

Потом она нарисовала на классной доске три других иероглифа – wo, ni, ta (я, ты, он). Каждый из них нам пришлось переписать сто раз, соблюдая последовательность штрихов. Учительница утверждала, что если мы не напишем эти иероглифы в правильной последовательности, то они никогда не будут красивыми. Но когда она показала нам эту очередность в иероглифе wo, меня поразил очень странный способ написания, особенно его правой части, которая оказалась корнем копья.

Правильно «копье» пишется так – сначала горизонтальная линия, потом проходящая через нее косая. Но она совсем не проста, потому что легонько искривляется, и на конце имеет крючок, направленный вправо, который при рисовании иероглифа создает приятное впечатление пружинности. Затем мы добавляем внизу вторую косую линию, и возвращаемся вверх, чтобы добавить точку. Слева направо, ухнуть вниз, прыгнуть вверх, справа налево и снова прыгнуть вверх – движения руки вызывают ощущение танца. Для меня было увлекательным занятием написание иероглифа wo сто раз подряд. Даже сегодня, когда я пишу этот иероглиф, или другие, в которых есть корень копья, снова возвращается детское удовольствие, которое я испытывал во время обучения.