Джулиан Барнс - Письма из Лондона

В сером ангаре, где куются состояния, восседают неброско одетые андеррайтеры, нарушающие заповедь «ничего, кроме серого» разве что своими полосатыми зонтиками для гольфа. Между «ячейками» — так называются андеррайтерские столы с толстыми кожаными лотками для документов — колготятся брокеры; они предупредительно дожидаются своей очереди, словно шестиклассники, ловящие глазами взгляд учителя. Гул здесь приглушен, никто не приветствует друг друга радостными возгласами — словом, не обнаруживается ничего такого, что позволило бы сравнить процесс заключения страховых сделок с контактными видами спорта. Мерцают мониторы компьютеров, собеседники — напористые, но учтивые — обмениваются начертанными карандашом иероглифами; звуки тонут в глухом бурлении тестостерона: из 3593 нынешних «штатных членов» — агентов, андеррайтеров и брокеров — только 118 женщин. Мелкая сошка — которой по чину положено носить ливреи, так что их здесь называют «официанты» — тоже все сплошь мужчины, являет собой одно из разбросанных там и сям напоминаний о традиции Ллойдз. Самое известное из них — колокол с «Лутины», занимающий в главном торговом зале центральное место; он упакован в занятное сооружение из красного дерева, нечто среднее между соборным балдахином и стойкой, из-за которой выглядывала мадам в старорежимных французских ресторанах. Колокол был снят в 1857 году с застрахованного Ллойдз корабля ее величества Lutine, и с тех пор согласно ритуалу в него ударяют один раз, если случилось несчастье, и дважды, когда приходит хорошая новость. Метрах в двенадцати от центра на широком аналое красного дерева покоятся две книги кораблекрушений, вплотную друг к другу. В левой, которую заполняют роскошным гусиным пером, отмечаются несчастья недели вот уже в течение 100 лет; в правой, несколько менее нарядной, ведется список утрат, понесенных на протяжении текущей недели. 19 июля современная книга кораблекрушений показывала в подведомственных Ллойдз океанах «ясно». Ничего, о чем следовало бы сообщить за неделю — и так с понедельника, 12-го, когда были зарегистрированы следующие события: «Zam Zam», Сент-Винсент и Гренадины, моторный катер водоизм. 1588 тонн, год постройки 1966, покинут в тонущем состоянии 12 гр. Сев. шир., 49,45 гр. вост. долг. 9 июля Радио Бахрейн». И, ниже, менее стандартный эпизод: «Наш 308» голландская плавучая землечерпальная машина (драга), взрыв в машинном отделении, повреждено в значительной степени, зацепило мину у Острова Цинг Йи, Гонконг, 25 Февр., урегулировано как последовавшая в результате войны конструктивная полная гибель. Водоизм. 5613 тонн, построено 1968.

Наверху, на одиннадцатом этаже, — еще один корпоративный красный уголок: зал в стиле Адама [134] Стиль Адама — английский неоклассический архитектурный стиль; отличается изящным декором в интерьере; назван по имени создателей стиля братьев Адамов, наиболее известным из был Роберт Адам (1728–1792). , перемещенный из уилтширского Бовуд Хауса и вмонтированный в современное ллойдовское здание в качестве актового зала Комитета. Оригинальный интерьер дополнен лепными украшениями на стенах, люстрами, картинами, столом комитета и креслами — в цветовой гамме, не имеющей никакого отношения к серому; по периметру вьется галерея, позволяющая прогуливаться вокруг зала, наблюдая за событиями внутри. На зал в стиле Адама можно посмотреть как на красивый символ: здесь, в замечательных исторических декорациях, внутри архитектурного кокона, изолированного от наружного мира, собирается Комитет Ллойдз. Положа руку на сердце, однако ж, символ этот без каких-либо усилий можно перевернуть с ног на голову. В сущности, это помещение только выглядит как антикварное, а на самом деле по полной программе напичкано современными приспособлениями: скажем, люстры здесь управляются специальными дистанционными пультами; там из пола выдвигается огромная ширма, здесь картина вдруг разворачивается на шарнирах — и превращается в проекционный экран. Рассмотренный под таким углом зрения, этот зал больше похож на логово Голдфингера, чем на музей-заповедник.

Указатель на Бовуд Хаус я проезжал по пути в юго-западные графства, направляясь к вдове, которую нельзя назвать по имени, потому что она связалась с Затруднениями, как именуется Комитет по Разрешению Затруднений Членов Ллойдз, а в договоре отдельным пунктам прописано обязательство держать язык за зубами. Начало нашей встречи было омрачено утренней новостью о смерти пятидесятиоднолетнего солиситора из Северного Лондона, который повесился от безысходности, потерпев убытки на ллойдовском рынке. Его вдова в свидетельских показаниях коронерскому суду города Хорнси сообщила: «Ему сказали, что скорее всего ему придется обанкротиться, и он уже не сможет работать по своей профессии. По его словам, они требовали все больше и больше денег». Трудно подсчитать точное число «ллойдовских самоубийств», поскольку беды всегда налагаются одна на другую и редко можно выделить какую-то одну причину, перевесившую все прочие. Кроме того, нет такого центрального информационного бюро, куда стекалась бы подобная статистика. Одно хорошо осведомленное Имя назвало мне цифру «семь, согласно конфиденциальным источникам».

Те из прошедших школу Ллойдз, кто сохранил самообладание и не расквасился окончательно, склонны относиться к этому рынку с юмором, что называется, висельника. Определенно это как раз случай Вдовы из Юго-Западных графств, которой сейчас за семьдесят и которая живет с егозливым, чтобы не сказать в высшей степени нервозным, мопсом. Вокруг ее деревни простирается плоское, несколько чересчур заманикюренное пастбище, утыканное дачными коттеджами; в загоне резвится пони Арабеллы; на заднем борту местного автобуса-даблдекера — призыв записываться на контрактную службу в Британские Вооруженные силы; и каждый второй дом здесь называется Избушка Кучера или Старая Кузница. Что касается Вдовы, то она проживает в неприметном закоулке, в скромном, на две семьи, домишке, из тех, на которых оригинальное название выглядело бы претенциозным. Тем не менее Вдова демонстративно окрестила свой дом, и табличка с именем, коричневого дерева, с вытисненными черным литерами, — первое, что видишь перед крыльцом. Сие обиталище, гласит она, называется SDYOLLKCUF — нечто, пожалуй, кельтское, ну или, чем черт не шутит, корнуоллское; однако ж если вы прочтете надпись задом наперед, то уловите, что в целом оно скорее англо-саксонское.

«А это вы видели?» — спрашивает меня Вдова, пока ее мопс гостеприимно дожевывает шнурки на моих туфлях. Она протягивает мне вырезку из посвященной женщинам полосы Daily Mail. На ней — фотография д-ра Мэри Арчер, главы Комитета по Затруднениям, позирующей в платье для коктейлей от французского модельера Nicole Manier. эдакое оборчатое, черное, выше колен субтильное суперфлю, с просвечивающими рукавами и шеей; на голове — парикмахерская конструкция, вызывающе увенчанная перьями страуса, ну или что там в наше время используется вместо них. «Стоит - то, я чай, поболе, чем она собирается выдать мне на жизнь за целый год», — ворчит Вдова. Под картинкой она написала: «Эта женщина не достойна того, чтобы быть Председателем Комитета по Затруднениям». На ее вопрос, видел я эту вырезку или нет, я помалкиваю; на самом деле мне ее показывали пару дней назад, в Челси, в доме Миллионерши в Минусе. По всей видимости, это весьма распространенный и стопроцентно срабатывающий возбудитель гневной реакции.