Александр Архангельский - Страшные фОшЫсты и жуткие жЫды

Революций надо избегать. До тех самых пор, пока существующая власть сохраняет легитимность, соблюдает законы и не пытается перекраивать их под сиюминутные нужды. Нравится эта власть или не нравится, неважно. Другое дело, если она сама разрушает свой внутренний строй, если утягивает общество в катастрофу; тут избегай не избегай; перевороты случаются сами собой. Да, при поддержке иноземцев, но усилиями представителей распадающейся системы. Не оппозиции, подчеркиваю это. Потому что в новейшую эпоху, в отличие от прежних, революционеры не выныривают из-за пределов системы, не выползают из тайных укрытий легальной и нелегальной оппозиции; они вызревают внутри нее самой, а в момент тотального кризиса от нее отрекаются и осуществляют операцию «перехват».

Даже неловко ставить имена Ельцина, Саакашвили и Ющенко в один смысловой ряд, настолько это несомасштабные фигуры; но типологически их политические ситуации совпадают. Номенклатурный взлет внутри КПСС, партии Шеварднадзе или клана Кучмы; своевременное понимание исчерпанности прежнего пути и точное ощущение, что прежние вожди страну свою внутренне уже утратили; умение договориться с Западом; разворот на 180 градусов – и победа. За которой, как за поворотом, череда необходимых поражений.

Вывод. Если мы на самом деле против революций (а мы – против), то давайте вместе бороться за соблюдение Конституции и выполнение законов во всех сферах жизни. Гражданской, экономической, политической. Никакие катастрофы России не грозят, даже «в этот сложный предвыборный год» (как теперь принято выражаться), революции для нас не актуальны. Если только не будет растрачен главный ресурс: безусловная личная легитимность Путина. Относиться к нему и сделанному им можно как угодно; нельзя отрицать одного: он пришел к власти не в результате крушения прежнего государства, а эволюционно; он получил от Ельцина всего один, зато невероятный подарок: возможность легально избраться в общепризнанной стране, ни от чего не отрекаясь и ничего не круша. Те, кто, трепеща за собственную шкуру, требует теперь разрушить конституционное равновесие и надеется вынудить главу государства отречься от данного им слова, мысленно готовят для него печальную судьбу, а для нас неприятное будущее. Хочется верить, что это им не удастся.

На неделе между 9 и 15 апреля. – Воскресение Христово.

В минувшее воскресенье восточные и западные христиане одномоментно торжествовали Пасху. А евреи продолжали праздновать Пейсах. Перед этой радостью, щедро разливавшейся поверх нашего грустного мира, отступали в тень конфликты, проблемы и страхи, которые обычно поглощают все внимание продвинутой части человечества.

И хитроумные провокации наших полусоюзников иранцев, которых мы то ли тайно поддерживаем, то ли явно гнобим;

и военные приготовления наших полуврагов американцев, которых мы считаем то ли исчадием ада, то ли образцом для подражания – и всякий раз ссылаемся на американский прецедент, когда собираемся делать международную гадость;

и суровые борения наших полубратьев украинцев, которые то ли опять хотят в наши крепкие объятия, то ли по-прежнему желают самостийности, не жовтой, так блакитной, какая разница;

и воцарение свежеиспеченного героя России Кадырова-младшего, и наглый протокол таллиннских мудрецов о сносе памятника русскому воину, и смелое предложение Сергея Иванова бойкотировать эстонские товары…

Из всех политических новостей с атмосферой пасхального дня рифмовалось разве что известие об одноразовом смягчении тбилисской блокады – российские власти разрешили нескольким грузинским чартерам пересечь наше воздушное пространство. И то рифмовалось лишь потому, что этот жест был ответом на пасхальную просьбу грузинского Патриарха. А поскольку в этом году Благовещение пришлось на предпасхальную субботу, вольный вылет самолетов из Тбилиси в Москву был слишком похож на вылет голубей из клетки; если кто не помнит, на Руси в день Благовещения отпускали птичек на волю, об этом еще Пушкин писал.

Но теперь обо всем неприятном и мелочном снова приходится напряженно думать. Потому что – довлеет дневи злоба его. Переводя на современный язык: либо ты займешься политикой, либо политика займется тобой. И при этом придется заново искать ответ на простой пасхальный вопрос: как совместить несовместимое, веру в вечную правду и обсчет сиюминутных ситуаций со всей их смутной, оплывающей моралью?

Когда-то европейское человечество испытывало иллюзию насчет возможности проведения последовательной христианской политики; иллюзии давно уже развеялись в прах. Слишком ясно, слишком очевидно, что христианский идеал, внедренный в политическую практику, растворяется в ней, исчезает в ее испарениях; от него остается ярлычок на склянке, в которую влита серная кислота.

Во второй половине XX века настала пора другой иллюзии, американской, будто религиозная вера в Права Человека сама по себе позволит превратить силу в инструмент установления справедливого и человечного миропорядка. До поры до времени позволяла, несмотря даже на вьетнамский сбой. Но югославские бомбардировки, фактическое отчленение Косово, иракская авантюра болезненно отрезвили мир; отрезвили слишком поздно; на этом пути остановки уже не будет, как не было ее на пути крестовых походов; впереди иранский конфликт и окончательная девальвация правозащитного идеала.

Теперь очередной иллюзии подвержены исламские народы, вожди которых ведут себя примерно так, как вели себя государи Священного союза; те прикрывались Евангелием и делили территории, укрепляли свои режимы – эти прикрываются Кораном, наращивают власть и хотят перевернуть планету, поставить ее с ног на голову. Результат предсказать нетрудно: кровь будет обильно литься, но рано или поздно исчерпает себя и этот порыв; исламский фактор будет неизбежно формализован, и на выходе, если не случится непоправимого, мы получим мусульманский вариант равнодушной евробюрократии. Которая живет по принципу: Каин, где брат твой, Авель? Кто-кто, говорите? Авель? Зайдите после обеда и документы составьте, пожалуйста, правильно.

Собственно, этим, победой безыдейной бюрократии, и кончается любая попытка проводить последовательно идеальную политику. Бюрократия заменяет ценности лозунгами; лозунги эти меняются в зависимости от конъюнктуры и от места пребывания бюрократа (больше демократии! больше порядка! больше Прав Человека! больше суверенности! больше церкви! больше атеизма! Нужное подчеркнуть). Не меняется одно: врагом бюрократии всегда будет политик, общественный деятель, журналист, просто человек, верящий во что-то еще, кроме элементарной целесообразности.