Игорь Свинаренко - Беседы с Vеликими

– Я бы сделал. Я уже начал думать об этом. Я книжку прочитал, «Большая пайка», и она мне очень понравилась. Понимаешь, книжка про то, как друзья друга сдают из-за денег. Понимаешь, да? Вот мне это интересно. А кино «Олигарх» – про другое совершенно.

– А кого б ты взял на главные роли?

– Не знаю. Совсем других людей… Не тех, которые сыграли.

– А Машков хорошо справился?

– Для этого фильма – хорошо, а мой бы был другой. Тогда бы я одного человека взял, если б сейчас снимал – то другого. Время же изменилось. Женю бы Миронова я сейчас взял на главную роль.

– Интересно… А ты замечал сходство русских с неграми? И русских городов – с африканскими? Такая же запущенность, обветшалость…

– Нет, я не замечаю никакого сходства. Тут все зависит от того, сколько денег. Вот губернатору Яковлеву дали каких-то денег, он фасады подкрасил… Пройдет пара лет, а может, и меньше, и все упадет. Город как был искусственным, так и остался таким. Он же стоит на трупах людей. На болотах город построен, на гиблом месте, где городов вообще строить нельзя. Он стоит еле-еле… Тут очень много людей погибло. А энергетика все равно хорошая – здесь очень много всего было, тут была столица Российского государства. А великих людей сколько…

– «Молодежь ищет достижимого героизма вместо недостижимого благополучия». Эту фразу Лимонова иногда цитируют в связи с твоим творчеством.

– Правильно сказал. Он человек неглупый. Нравится мне. Его книжка «Это я, Эдичка» в свое время произвела на меня глубокое впечатление.

– А слово «кердык» правда ты придумал?

– «Кердык» – это татарское слово. А вот еще новое есть: «карачун». Означает неожиданную, преждевременную смерть. Это уже русское. Я у Федора Сологуба вычитал.

– Вот ты, как известно, любишь самурайство. Зачем тебе оно? И что в России аналог самурайства?

– Вообще Япония – это специальная страна. Я никогда там не был, но их, японцев, очень сильно уважаю. Из-за того, что они совсем другие барьеры ставят и преодолевают. Обычная ситуация – самурай из-за того, что неправильно поступил, разрезает себе живот и умирает. Причем не как-то быстро, а мучительно умирает. Вот есть такой японский триллер, называется «Брат», Такеши Китано снял, но у нас из-за моего фильма он называется иначе – «Брат якудзы». Там тоже герой приехал в Штаты и завалил американскую мафию. В этом фильме человек отрезает себе палец, сам. Чувствуя свою вину, ответственность. Это совсем непонятно нам. У нас совсем другое… Русский такого не сделает. Тут у нас достоинства как бы гораздо меньше. Но все равно мы к японскому ближе, чем к западному, к европейскому. Я говорю о проявлениях достоинства – оно на Западе вообще на нуле. Там – только бабки…

– Как тебе слава, которая на тебя обрушилась?

– Я очень боюсь, что меня узнают в магазине где-нибудь…

– Не было еще такого?

– Нет. Правда, вот ехал я как-то на машине, и тут… Это была очень хорошая сцена – киношная! Слева от меня – «шестисотый». Первый светофор проехали. Второй светофор: ж-ж-ж, они стекло опускают. Переднее. Оттуда – абсолютно традиционный такой бандюган, лысый, с такой рожей, и спрашивает: «Вы Алексей Балабанов?» Ну так уж получилось… Следующий светофор. Заднее стекло открывается, там приличный мужик сидит такой и говорит: «Мы поспорили просто, он оказался прав». Стекло поднимается.

– А на что они спорили?

– Откуда я знаю?..

– Ну вот видишь, ты боялся, что тебя узнают, а вот узнали – и ничего страшного… Кстати, а ты почему пальцы кидаешь, тебя кто научил?

– Да я просто эмоциональный человек и энергичный.

– Это не бандитская стилистика?

– Нет. Когда я это начал, тогда такого не было. Когда я был хулиганом, такого не было.

– Ты постоянно противопоставляешь нормальных людей интеллигентам. Так, стало быть, ты не интеллигент?

– Нет.

– А что тебя отличает от интеллигента?

– Не знаю… Не знаю.

– Интеллигент – это, по-твоему, совсем плохо?

– Нет, почему… Вот тесть у меня интеллигент, он членкор Академии наук, у меня жена из интеллигентов, скажем так. У нее прадедушка был управляющий имениями графа Шереметьева – на всякий случай, не хер собачий. Они коренные питерцы. Я к ним очень хорошо отношусь – но сам я не такой. Я тебе говорю, у меня папа из сибирской деревни…

– То есть ты сам и есть тот народ, для которого ты делаешь свои фильмы.

– Да! Да. Я считаю, что я народ.

– Скажи, пожалуйста, а почему ты говоришь, что Акунин – козел? Очень интересно…

– По-моему, это Бродский сказал, что Пикуль был любимым писателем советского мещанства. Так вот сегодня Акунин – писатель новорусского мещанства. Он был бы хорошим сценаристом. А писатели – Лесков, Достоевский, Толстой.

– Что, слова у Акунина плохо сложены?

– Да, плохо сложены. Эта новая русская литература не литература…

– А Пелевина ты же вроде любишь…

– Хорошая у него книга – «Жизнь насекомых».

– А ты бы мог это снять?

– На мой взгляд, это абсолютно некинематографично. Хотя кто-то б, может, и смог это снять – люди ж разные.

– Ты где-то, Алексей, сказал, что чем зарабатывать бабки, так лучше пить водку.

– Теперь я так не думаю.

– У меня есть идей пять или шесть. Самая первая – по Набокову, «Камера обскура».

Есть у меня такая история по мотивам произведения Алексея Толстого «Гиперболоид инженера Гарина». Там есть одна такая струя про Манцева – помнишь? Оливиновый пояс…

– А, как он там в тайге козу ебал, она от него сбежала, и это была трагедия почище Ромео и Джульетты. И еще Манцев был без зубов. И зубы мечтал вставить. Такие две мечты – вставить зубы и выебать козу.

– Там немножко про другое… Я примерно придумал уже все… Вот Якутия, летишь – а там лес, лес, лес… И есть там такой поселок – Полярный. Это совершенно удивительное место, я там впервые увидел ледник. Ударение на «е». Что такое ледник? Это такая гора ледяная, которая и летом не тает – мерзлота же. Местные там рыбу хранят. Туда, в гору, заходишь – красиво! Лед, все сверкает, и ты во льду идешь. Там, в Полярном, в магазинах только спирт, шампанское и консервы. А милиции вообще нет! Это рядом с Русским Устьем – помнишь, такое место, там нашли людей, и они сохранили язык и культуру XVII века. Они как староверы. От мира ушли. Теперь уж Русского Устья нет…

Еще идея. Фолкнер однажды подумал: «Надо что-то для денег сделать». И написал книгу «Святилище» – про «сухой закон». А когда ему прислали гранки, он сказал – это такое говно, что надо все либо порвать, либо переписать. И переписал. Книжка издана была в 1932 году, это самое скандальное произведение Уильяма Фолкнера. Оно никогда в России не издавалось, вот только недавно вышло, очень маленьким тиражом, Вова Григорьев нашел. Я Фолкнера люблю. Он очень хороший писатель. У него такие диалоги удивительные: «У тебя что в кармане, пистолет?» – «Нет, книжка». – «Ты книжки читаешь?» Это классно. Фолкнер эту книжку написал на южном акценте. У него «dog» – знаешь «dog», «собака», да? Он ее пишет вот так: «dauwg». И поди пойми, что это собака! И там полно таких вещей абсолютно безграмотных. Он специально это делает. У нас нет такого в русском языке. Так хочется фильм сделать!