Игорь Свинаренко - Беседы с Vеликими

– Может, он распялен, как табачный лист для просушки?

– Кстати, я тоже не знаю, что означает Snatch hawk chicken – англичане так называют цыпленка табака.

Незаметно мы расправились со своими цыплятами.

– Ну что, десерт?

– Да-да. Я буду кофе, сладкий, по полной программе: я же еду тренироваться.

Мы взяли один штрудель на двоих и в две ложки довольно быстро смолотили его.

Пару раз за ланч звонил ее мобильный, она вела беседы, глядя в пространство, а я, пользуясь случаем, рассматривал ее со вниманием. И заметил то, что, в общем, раскидано по множеству фильмов, где она снималась. С каждым легким поворотом головы, с едва заметным наклоном, с изменением света и даже интонации – всякий раз у нее радикально менялось лицо. Вот оно совсем школьное, невинное, как бы простенькое. А через секунду проступают выпуклости «детских припухших желез». Дальше вдруг появляется манящая такая порочность, кошачья волнительная секс-туристическая раскосость. Ее, как сейчас помню, отлавливал оператор в «Интердевочке», где Ингеборга прикидывалась путаной по кличке, кстати сказать, Кисуля. Еще одно движение – и перед нами светская дама, с виду так вообще вхожая в аристократические лондонские круги.

– У тебя лицо меняется как калейдоскоп – это само собой происходит? – спросил я после.

– Ну да. Я же все-таки актриса…

– А ты же красишься?

– Конечно. Для каждой роли. Я была и рыжая, и белая. Не помню, какая я настоящая.

– Раньше, в юности, ты была недовольна своей внешностью. А сейчас как с этим?

– Я не то что была недовольна… Просто отдавала себе отчет в том, что я не Клаудиа Кардинале. Ты же видел ее на картинке?

– Да, но где она сейчас?

– А где я буду через 50 лет?

– Ну, это когда еще. А сейчас у тебя все в порядке!

– Ха-ха-ха! Да… В юности я была очень худая, у меня были сальные волосы, я мыла их один раз в неделю – считалось, что чаще нельзя. Сейчас каждый день мою голову. Что сказать о внешности? Моложе я не буду, лучше не буду, а после умру. Вот так. Но «жизнь становится интересней, ты становишься умнее и, надеюсь, мудрее» – это мой муж так говорит.

– Ну а вообще что у тебя нового? В смысле, кроме коньков.

– Все то же. И муж тот же. В смысле второй муж. А первый муж – литовец, очень талантливый актер, очень. Он приезжал в Москву на гастроли, я ходила на спектакль. Кстати, фамилия его второй жены знаешь какая? Дапкунайте! Однофамилица, конечно. Я ее знаю – она училась в консерватории, когда я там преподавала.

– Послушай, ты же практически голливудская актриса (после съемок в США)! У тебя должна быть выверенная пиар-кампания: разводы, бойфренды, наркотики, лечение от алкоголизма… Как у тамошних звезд. Тогда и деньги будут голливудские.

– Да… Мне однажды на интервью посоветовали рассказать о том, как я нюхаю кокаин, пью водку, гуляю. Я тогда подумала и ответила: «Не поверят, подумают, что пиар». Что нового? Вот снялась в фильме «По этапу». Женский лагерь, туда привозят немецких военнопленных, а я русская надзирательница. Мою героиню зовут Вера. Там еще Джон Малкович играл.

– Это уже готово. А что ты еще делаешь тут, кроме коньков?

– Снимаюсь в приквеле – мы делаем новое кино про Ганнибала Лектера, я там играю мамочку людоеда. Еще обсуждаю кое-что, но говорить об этом сейчас не буду.

– Ты мне как-то рассказывала, что в Лондоне ходишь на футбол, а Абрамовича там так и не встретила ни разу. Что, так и не познакомилась с ним?

– Нет!

– Слушай, Ингеборга… А если бы остался Советский Союз, то ты кем бы была?

– Ты знаешь, если бы у бабушки были яички, она была бы дедушкой.

«Мой город – Москва»

Экзотическая тонкая литовка, с недавних пор – подданная британской короны, она начала свою артистическую карьеру в четыре года: играла детские роли в спектаклях Вильнюсского оперного театра. Потом прославилась на весь Советский Союз ролью валютной проститутки и прогремела в оскароносных «Утомленных солнцем». Теперь вот живет с мужем-англичанином в Лондоне, играет там в театре, снимается в телесериалах – но то и дело приезжает в Москву, на съемки черной комедии «Ночной продавец» (режиссер Валерий Рожнов), где у нее главная женская роль. А еще потому, что именно тут у нее старые друзья и настоящая крепкая слава. К тому ж она не отказывается от советского прошлого, которое у нас одно на всех. И даже ездит по старой памяти на метро («Чем я лучше других?»). Мы обедали с ней в одном кафе на территории ГУМа – в памятном для обоих месте. Она впервые попробовала здесь когда-то мороженое за 22 копейки, я же давился тут в очередях за «33-м» портвейном – тут же винный был, с видом на Красную площадь…

– Ингеборга, скажи, а ты вообще иностранка – или кто?

– Формально, естественно, иностранка – я въезжаю в эту страну с визой.

– А паспорт у тебя какой, английский?

– У меня двойное гражданство. Кроме британского, еще литовское. Я же литовка.

– Зачем тебе литовское? Это же все равно что английское: и то и то – Европа.

– Сейчас – да.

– Стало быть, ты иностранка… Но все-таки не чужая здесь. Иностранцы же другие. У них узкий диапазон.

– Я здесь, конечно, своя. Грубо говоря, естественно. Я везде и своя, и чужая. Потому что никуда не убежать от моего акцента. Я, конечно же, могу говорить по-русски очень чисто, как ты сейчас слышишь. Но! Когда я расслабляюсь, акцент появляется. И потом, без акцента – это не я, ну не совсем я. Настоящая я – это когда я со своим литовским акцентом.

– У грузин акцент тоже всегда был сильный – и ничего.

– В Советском Союзе был такой чистый русский язык, для телевидения. (Кстати, Джигарханян говорит чистейше по-русски.) И советский диктор телевидения никогда в жизни с грузинским акцентом не мог себе позволить говорить. А, например, в Англии в какой-то момент на радио и на телевидении произошел перелом вот этого бибисишного английского языка. И сейчас ведущие – шотландки и ирландки – говорят со своими акцентами. Иногда даже шутят: ты не получишь работу на телевидении, если говоришь на чистом литературном языке… Все говорят с акцентом. С определенным акцентом.

– Вот именно. Мне всегда говорили: а почему ты говоришь с украинским акцентом?

– А ты из Украины?

– Ну. Я отвечал: «Я, Брежнев, Горбачев, Хрущев – у нас у всех украинский акцент, в Кремле именно так говорят, а не на корявом московском диалекте, когда пишется одно, а говорится другое, зачем-то „а“ вместо „о“… Это у вас неправильный акцент, а не у меня». Я вот, как и ты, могу себя заставить говорить с московским акцентом, только на кой это? Но что мы все про меня да про меня. Давай про тебя. Ты все-таки – кто? Это тебе непонятно?