Юрий Карякин - Достоевский и Апокалипсис

Рассказ о замысле — это тоже художественное произведение, и именно Достоевский и открывает его как жанр. Ход — хитрющий, мудрейший, реабилитационный, так сказать: сразу заявляется открыто, искренне: я не художник, но если бы… то…

Как гениальны сны, даже у негениев, так ведь и замыслы простых смертных, внутри-то, в мечте-то, в душе-то тоже гениальны. Замысел как сон. Сон как замысел. Гениальная сумбурность, гениальный беспорядок — проясняют (намекают) неведомый и манящий смысл. Еще сравнение: влюбленность, музыка (Пушкин)…

Пушкинское определение вдохновения. Достоевский — различение «поэта» и «художника», «алмаза» и «бриллианта»…

Так вот: все влюбленные — талантливы и гениальны (нашли алмаз), но «бриллиант» — это адская работа, ее результат.

Автор ДРЧ — весь! — вырастает, взрывается из одной-единственной точки — из первой и последней встречи этого молодого человека, автора «Дневника», с Достоевским (как вся Вселенная из одной точки, так и его вселенная). Во время этой встречи Достоевский его предупреждает (после того как подарил ему идею «Дневника русского читателя »): «Только знаете, не проговоритесь, тут же украдут! Сколько раз со мной так бывало, да я, честно говоря, и сам бы у себя это украл, да только времени не достанет сделать».

Страшно важно для описания этой встречи молодого человека (русского читателя) с Достоевским, произошедшей незадолго до смерти писателя, иметь все время в виду замечание А.А. Ахматовой: «Бич воспоминаний — прямая речь. На самом деле мы помним очень мало реплик собеседника, точно так, как они были произнесены, а ведь только они дают такое живое впечатление от человека, которое ничем нельзя заменить».

В особый раздел: три финала, три эпилога

1) «Сон смешного человека», апрель 1877.

2) Речь о Пушкине, 8 июня 1880.

3) Алешино слово у Илюшина камня (опубликовано в ноябре 1880-го, послано Каткову — Любимову 8 ноября 1880-го, посмотреть по черновикам — набросок, наверное, должен был быть раньше; во всяком случае мысли этого Слова встречались неоднократно — сделать подборку).

Может быть, в финале дать (собрать) все его, Достоевского, противоречивые высказывания о народе. Собрать все плюсы, минусы — опять гремучая взрывная смесь.

После финала-эпилога, очень коротко — «От автора». Я не знал, «пускаясь в путь» (Пастернак), куда вынесет. Но, вероятно, предчувствовал: вынесет к жизни, к «самому простому».

Итак, ФИНАЛ книги.Рассказ — замысел о Дневнике русского читателя.

Что неминуемо должно быть. Главное, самое главное: РИТМ, упоительный ритм открытия, обаятельный ритм откровения, когда, открыв, хочется со всеми поделиться, всех-всех — «наградить».

Тут-то и обуздать. «В мерный круг твой бег направлю укороченной уздой».

ВСТРЕЧА моего героя-читателя (Николая) с Достоевским. Точка, из которой взорвалась вся вселенная. Бесконечное воспоминание об этой встрече, бесконечное воскрешение не столько слов, услышанных им от Достоевского, сколько интонаций, воспоминание о выражении лица, глаз…

Мой герой Коля, гимназист, влюбленный в Достоевского, в течение всей жизни следит-выслеживает все публикации его рукописей. Знакомится с Вс. Соловьевым (брат Владимира и сын Сергея Николаевича). Страстно переживает малейшую публикацию Д. и о Д. Только — только начинает понимать значение подсказки — «ДРЧ», т. е. — СОПРЯЖЕНИЕ ДУХОВНОЕ МЕЖДУ ДНЕВНИКОМ РУССКОГО ПИСАТЕЛЯ И ДНЕВНИКОМ РУССКОГО ЧИТАТЕЛЯ. Детская ненависть к Толстому. Вообще: «Я этого не люблю…» — «Я этого просто не понимаю, а ПОТОМУ слово „не понимаю“ перевожу, дурак-дураком, в слово „не люблю“, „не принимаю“»…

Главное тут: первый на одну-две страницы — взрыв, всплеск, угар. Потом — «несет», сумбур…

Потом — пытается выстроить все в порядок какой-то. Оглядывается, поправляется. Якобы ни к селу ни к городу вспоминает еще какие-то детали, порой (крайне-крайне важно) вроде бы самые незначительные, снова забывает, вспоминает…

Образ невысказанности. Вот-вот: создать образ невысказанности от озарения, от откровения: видел, слышал, знаю, потрясен — вот что со мной было, но не могу выразить.

Это и есть финал книги.

Начало-конец. Абсолютная скоординированность, рожденная абсолютно же интуитивно, т. е. не нарочито, не скованно, не рассудочно, а радостно, нечаянно и неожиданно. Сымитировать вдохновение — невозможно. Единственное, что только возможно, — это вспомнить, вспоминать эту абсолютно чудесную секунду (ну и поработать над ней).

Вся книга — в сущности, абсолютный сумбур (моего самопонимания). Ну а уж финал — «модель» всей книги, модель всей жизни, модель не только моей жизни, но и других. Не знаю, через кровь передается.

Итак: должна быть не сразу угадана, далеко не сразу познана, интуитивно-разумная скоординированность всей книги и — финала. Финал — это, во-первых, понять сегодняшнего юнца, хотя они, мы — в сущности, всегда едины, и, во-вторых, попытаться поставить его на другую, а просто — единственно надежную «стартовую площадку». Размечтаться: о, если б я с этого начинал, если б мне это было бы дано сразу…

Надо подытожить то новое, что обязательно включить в книгу.

1. Непосредственно художественный контекст «Великого инквизитора» (что до , что после ) и — опосредованный : 1) весь роман; 2) все творчество; 3) вся культура, вся история. Обычно вырывают из контекста.

2. Два небывалых эпилога Достоевского и Льва Толстого: «Преступления и наказания» и «Войны и мира».

3. Контрапункт. Начался не с «Бесов», начался (объективно) давным-давно, еще с «Преступления и наказания», еще с «Записок из подполья», даже с «Маленького героя». Все более осознавался начиная с «Бесов».

4. Речь о Пушкине.

1) «Смирись, гордый человек»;

2) «Поработай на родной ниве» (а не в Америке где-то. Ср. теперь);

3) «Пятачок» времени и пространства, «пятачок» хронотопа Достоевского;

4) Ср. Л.Т., Тургенев, Гончаров, Пушкин. Будто в разных странах и временах, но не абсолютизировать.

5. Устроить встречу, «съезд» (слово-то самого Достоевского) всех главных героев Достоевского (в основном романных). Ведь они все могли друг с другом встретиться и в России, а может быть, и в Женеве. Это тоже жанр замысла. Представим себе… и пофантазировать.

6. Устроить «съезд» героев Достоевского с героями Тургенева, Гончарова, Щедрина, Толстого… Поработать и пофантазировать.

7. «Ошибки» у Достоевского:

1) мог ли убить Раскольников?

2) Павел Степанович Верховенский вместо Версилова;

3) сон Ставрогина отдан почти без изменений Версилову (уточнить дотошно, до буковки). А почему, собственно, нет. Ср.: «воздуху, воздуху, воздуху!». На пределе пределов люди и говорят предельно, на одном предельном языке, одними предельными словами.