Сергей Кремлёв - Имя России. Сталин

И при желании — тоже достаточно быстро.

ПОЖАЛУЙ, мне придётся сказать о репрессиях и ещё кое-что, поскольку попытка представить их как «людоедский» произвол Сталина — это, как я уже говорил, чуть ли не последнее, что остаётся в запасе у «демократов» против эпохи Сталина.

Неизбежность будущего конфликта в руководстве ВКП(б) можно было увидеть уже при знакомстве с одним из основополагающих документов троцкизма — «Платформой большевиков-ленинцев (оппозиции) к XV съезду ВКП(б)». У «Платформы» имелся и подзаголовок: «Кризис партии и пути его преодоления».

Авторами были обозначены 13 членов ЦК и ЦКК. Причём обращали на себя внимание не только характерная цифра «13», но и странный порядок подписания «Платформы» — не по старшинству и не по алфавиту: Муралов, Евдокимов, Раковский, Пятаков, Смилга, Зиновьев, Троцкий, Каменев, Петерсон, Бакаев, Соловьев, Лиздин, Авдеев.

Я не специалист по Каббале, но что-то каббалистическое тут ощущается.

XV съезд партии… Это с его трибуны уходил под свист зала после своего провокационного выступления убеждённый троцкист Христиан Раковский. И это на нём оппозиция дала свой самый отчаянный бой Сталину. В её состав входило немало блестящих партийных интеллектуалов, поэтому просчёты и даже пороки партийного аппарата, где был уже силён Сталин, оппозиция подметила верно.

Но в увлечённом своём замахе против Сталина оппозиция сама себя разоблачала. И за её речами видна была невесёлая перспектива для СССР в том случае, если оппозиция взяла бы верх.

О профессиональных партийных работниках «Платформа» говорила так: «Фактически власть этого слоя громадна. Именно этот слой »

управленцев» требует «деловой работы» — и всегда против дискуссий».

«Платформа» требовала:

«Расширить сеть партийных дискуссионных клубов; взять твёрдый курс на орабочение партийного аппарата в целом. Рабочие от станка должны составить решающее большинство всего партаппарата, который вовсе не должен целиком состоять из оплачиваемых лиц. Можно и должно значительную часть партработы вести бесплатно, возлагая её на членов партии после производственной или иной работы. Одной из мер регулярного освежения партаппарата должна явиться систематическая отправка части товарищей из аппарата на производство или на низовую работу…»

На бумаге выглядело это броско и многим могло понравиться. Однако наделе это привело бы к полной утрате государственного управления.

Среди лидеров оппозиции почти не было людей с рабочими мозолями. Если они их где и натирали, так на языках. Даже при самом смелом воображении невозможно было представить Троцкого или Раковского (любившего щеголять в «бабочке») отходящими «от станка» после рабочего дня, чтобы тут же направиться на пленум ЦК.

Вряд ли они понимали, какую пороли чушь! Сегодня управлять паровозом, а завтра сразу же пересесть за стол секретаря горкома и решать проблемы большого города или хотя бы маленького посёлка. А потом, только-только освоив эту непростую науку, опять отправляться на паровоз…

Да и о «низовой работе» троцкисты говорить-то говорили, а не терпели её начисто. И в порядке личного, так сказать, примера ни один из 13 авторов «Платформы» в глушь или к станку не отправился.

Более того!

Знаменитая Елена Стасова из знаменитого русского рода Стасовых рассказала в своих воспоминаниях занятную историю. В марте 1920 года возникла необходимость перед IX съездом партии немного обновить состав ЦК. Стасова и Евдокимов (не упоминавшийся выше чекист Ефим Георгиевич Евдокимов, а видный участник троцкистско-зиновьевского блока Григорий Еремеевич Евдокимов, подписавший и «Платформу» 13-ти) сказали, что их можно из ЦК вывести. «Но тут, — сообщает Стасова, — получился такой курьёз: когда подвели итоги голосования, то оказалось, что я проголосовала за свой вывод, а Евдокимов — за своё сохранение в составе ЦК».

Однако все интриги различных «оппозиций» первой половины двадцатых годов в первой половине тридцатых выглядели юношескими шалостями. Дела закручивались всё круче.

Уже 25 октября 1930 года в Постановлении Политбюро (вопрос № 13, п. 2/7, пп. в) было сказано: «Обязать т. Сталина немедленно прекратить хождение по городу пешком».

В сентябре 1932 года Молотов был в Кузбассе. Возвращались с очередной шахты, машина шла по крутой насыпи. Вдруг она свернула с дороги, покатилась под уклон, перевернулась и остановилась на краю оврага. Из машины сопровождения бежали к месту аварии чекисты, но Молотов сам пытался выбраться из салона, а рядом стоял бледный шофёр и плакал. Валентина Арнольда, члена местной троцкистской организации, в последний момент подвели нервы, и он начал тормозить. Молотова ему было не жаль, но себя он пожалел.

В Москве троцкистские боевики следили за перемещениями Клима Ворошилова, однако машина «первого красного офицера» шла всегда так быстро, что покушение пришлось отменить.

В мае 1934 года террорист Богдан уже прикидывал дистанцию стрельбы в зале заседаний конференции, где за столом президиума сидел Сталин, но до Сталина было далековато.

К тому же нервы у троцкиста Богдана оказались не крепче, чем у троцкиста Арнольда. Стрелять он не решился, зато назавтра его застрелил на собственной квартире Бакаев — бывший председатель ЧК в Ленинграде и один из «ближних» Троцкого. В Гражданскую Бакаева однажды по приказу Льва Давидовича чуть не расстреляли, а теперь он сам расстреливал тех, кто колебался в выборе между Сталиным и Троцким.

Колеблющихся тогда хватало. Но если для Троцкого любой такой «выбирающий» был потенциальным союзником, то для Сталина он был потенциальным предателем, человеком опасным не для Сталина, а для дела Сталина, которое давно стало делом России.

Троцкий рассчитывал на перебежчиков.

Сталин не смог бы опираться на них ни при каких условиях.

Если же вернуться к теме военного заговора, то надо заметить, что Тухачевский тоже решал, кого ему выбрать — Троцкого или Тухачевского?

Своей быстрой карьерой Тухачевский был обязан вначале окружению Троцкого, а потом — и лично Председателю Ревввоенсовета Республики Троцкому. В польскую войну Тухачевский рвался на Варшаву в полном соответствии с концепциями своего политического «шефа».

Однако это были дела прошлые.

А что же было в настоящем?

В 1929 году Троцкого выслали из СССР, а в 1930 году в Берлине на немецком языке вышла его книга «Mein Leben» («Моя жизнь»). Если учесть, что в Германии тогда была популярна книга «Mein Kampf», то некие ассоциации возникают.

Касаясь в книге польской войны, Троцкий возводил напраслину на Ленина, а на Сталина — само собой! Он обвинял Ленина в стремлении безудержно наступать на поляков. Троцкий не был бы Троцким, если бы не выгораживал здесь себя, но темы Гражданской войны Лев Давидович коснулся в целом скупо. Он явно не хотел показывать, к кому из красных полководцев он относится лояльно, а к кому — нет. Похвалил лишь Эфраима Склянского, к тому времени утонувшего во время командировки в США.