Владимир Осипов - Корень нации. Записки русофила

Исследователь приводит целый ряд народных изречений о значении царской власти: «Царь от Бога пристав», «Сердце царево в руке Божией», «Нельзя царству без царя стоять», «Без царя земля вдова», «Где царь, там и правда», «Без царя народ сирота», «На все святая воля царская». Тихомиров итожит: «Царь есть направитель всей исторической жизни нации. Царская власть – это как бы воплощенная душа нации, отдавшая свои судьбы Божьей воле» (с. 257). Историк Беляев считает, что московские государи Иоанн Третий и Иоанн Четвертый были самыми усердными утвердителями исконных крестьянских прав. И служилое сословие, и многочисленные организации демократической власти – вече – «все вместе – управительные силы страны являлись на помощь верховной власти в виде земских соборов» (с. 257). Особенностью Московской Руси было полное единение Царя и народа в управительной области. Царь находился с нацией в непосредственном общении во всей области законодательства и суда. Например, в отдельных землях вторым лицом после воеводы был губной староста, ведавший уголовные дела, и чаще всего выбиравшийся дворянами и боярскими детьми. Затем следует земский головной староста – власть выборная городским и уездным населением. При нем состояли выборные от уездных КРЕСТЬЯН советники, которые составляли земскую избу. «Земский головной староста был представителем «мира» перед правительством, должен был защищать мир от воеводы… По царскому судебнику всякие правители, назначаемые в города и волости, не могли судить дел без общественных представителей» (с. 271). Но и это не все. В Московской Руси существовало всеобщее право челобитья к царю. Существовал специальный Челобитный Приказ как орган царского надзора за всеми чиновниками. Историк С.Ф.Платонов (1860–1933) свидетельствует: «Если власть государя опиралась на сознание народной массы, которая видела в царе и великом князе всея Руси выразителя народного единства и символ национальной независимости, то очевиден ДЕМОКРАТИЧЕСКИЙ склад этой власти и очевидна ее независимость от каких бы то ни было частных авторитетов и сил в стране. Таким образом, МОСКОВСКАЯ ВЛАСТЬ была властью АБСОЛЮТНОЙ и ДЕМОКРАТИЧЕСКОЙ» (С.Ф.Платонов. Полный курс лекций по русской истории. Санкт-Петербург, 1997. С. 216).

Тихомиров пишет: «Народ вынес все казни Грозного (напомним, что в большинстве случаев это были казни перевертышей, предателей, стремившихся сбежать в стан врага, в Польско-Литовское государство. – В. О.) не только без протеста, но даже умел почувствовать в этом царе то, чего и доселе не понимают многие ученые историки и юристы: действительного УСТРОИТЕЛЯ земли русской. Царской идее верховной власти народ не изменял с тех пор до сего времени никогда» (с. 273). Лев Александрович написал это в 1905 г. Так что на тот момент глубокий знаток русской жизни видел, что русский народ в массе своей Царю не изменял, подобно интеллигенции.

«Россия, стертая с лица земли татарами, восстала в необычайной силе, почти чудесной, и не знавшей себе равной. Основами этого величия, основами спасения России оказалась православная вера и единоличная власть царя. Эти две силы Россия свято чтила» (с. 282).

К сожалению, с реформами Петра Первого явилось в Россию европейское умственное иго. Мы стали учениками, стали смотреть на все западное снизу вверх. И в наше так называемое «просвещение» чрезвычайно сильной струей вошло отрицание православия и самодержавия. Петр 1, как царь, по мнению Тихомирова, мог не слушать епископов или казнить их. «Но перестраивать Церковь для подчинения ее государству – не имел ни малейшего права (с. 296)… В своем отношении к Церкви он подрывал самую существенную основу своей власти – ее нравственно-религиозный характер» (с. 299). «За первое десятилетие после учреждения Синода большая часть русских епископов побывала в тюрьмах, были расстригаемы, биты кнутом и т. п.» (с. 300).

Тихомиров отмечает важную роль в развитии русской политической мысли И.С.Аксакова, М.Н. Каткова, К.Н.Леонтьева. Аксаков, в частности, четко осознавал, что связь царя и народа – это нравственная связь. Он требовал самоуправления, того, что было в допетровской, Московской Руси, требовал восстановления прав церкви, т. е. «требовал именно того, при наличности чего царская власть только и может быть верховною, выражать не произвольные побуждения царя, как человека, но требования нравственного идеала народа» (с. 319–320).

В мировоззрении Константина Леонтьева особенно ценно его понимание византийских корней русской жизни. Византизм в государстве означает самодержавие. Византизм в религии – это христианство, четко отличающееся от западных церквей, от ересей и расколов. В нашей духовной истории промыслительным был факт принятия православия от Византии в 988 году – ПОСЛЕ победы над иконоборцами и торжества Православия. Но есть еще одно важное наследие Византии. Это «наклонность византийского нравственного идеала к разочарованию во всем земном, в счастьи, в устойчивости нашей собственной чистоты, в способности нашей к полному нравственному совершенству здесь, долу… Византизм (как и вообще христианство) отвергает всякую надежду на всеобщее благоденствие народов» (с. 325). Леонтьев считает: «Монархическое начало у нас является единственным организующим началом» (с. 327).

Тихомиров приводит мнение видного знатока русского государственного права Н.М. Коркунова: «Государство есть «монополист принуждения», вследствие чего оно уничтожает (или сокращает) всякие другие случаи насилия, а потому создает свободу» (с. 331). Тем более, что государственное принуждение дисциплинируется правом и проникается этическим элементом. Когда 300-тысячная толпа на Манежной площади требовала свободы, ликвидации партийно-советского принуждения, она не представляла, что место брежневских партляйтеров займут сплошные корыстолюбцы, воры и бандиты. Теперь «воры в законе» становятся мэрами и губернаторами, а гиганты промышленности платят дань уголовникам. Произошла, как это ярко описал Говорухин, великая криминальная революция, и только монархия может спасти нас от криминально-олигархического ига.

Тихомиров учит, что основой русской психологии, русской души является религиозный, этический момент, чуждый утилитарности. «Но пока душа русского человека такова – он не может быть способен искренне подчиниться какой-либо верховной власти, основанной не на этическом начале, а потому он не способен признать над собою власть ни аристократии, ни демократии. Русский – по характеру своей души, может быть только монархистом или – анархистом… В России возможна только монархия» (с. 406).

Нравственный геноцид народа, начатый деятелями Февраля и их сообщниками – иудео-большевиками, несколько приторможенный Сталиным к концу 30-х годов и вновь развернувшийся после Августа 1991 года, побивший ныне все прежние «рекорды» разложения – есть совершенно сознательная политика мировой закулисы и ее «пятой колонны» в России. Русский народ, другие народы нашей Родины умышленно спаивают, наркотизируют, разлагают, гробят. Супостатами поставлена цель уничтожения нации, уничтожения всякой морали, всякой этики и тем самым всякой надежды на восстановление монархии – единственного средства спасения народа. Демократия – это неторопливый путь в бездну. Криминально-космополитическая демократия – это то самое УСКОРЕНИЕ, которое провозглашал лучший немец и лучший иудей М.С.Горбачев. Ускорение маразма и деградации. Бег к пропасти.