Егений Рябцев - Чеченские лабиринты. Устами журналистов. Книга 1

Одноэтажный дом по улице Суворова, 1 в Толстой-Юрте был окружен спецподразделениями ФСБ и ГРУ утром 8 марта. Напуганный хозяин дома сообщил, что Масхадов и еще три человека находятся в подвале. Боевики оказались фактически в мышеловке. Но только бежать, но даже оказать достаточного сопротивления в их положении было невозможно, так как подвал легко было забросать гранатами. Масхадову было предложено сдаться. Он отказался. Вести переговоры по своей инициативе взялся бывший начальник управления кадров президента Ичкерии Вахид Мурдашев. После чего между Масхадовым и его окружением возникла перепалка, в итоге которой ичкерийский лидер был убит. После убийства Масхадова трое его сотоварищей — Мурдашев, его племянник и еще один охранник, Элисханов — без боя сдались федералам.»

— Из четырех президентов Чечни трое убиты. А легитимность четвертого, ныне живущего Алханова — вопрос крайне спорный. Его выборы прошли в обстановке страха и постоянного кровопролития, — вздохнул Москаленко. — Масхадов погиб в результате доноса и пыток других. Этот метод широко применяется в Чечне как федералами, так и сепаратистами. ФСБ России выплатило целой группе граждан 10 миллионов долларов за сведения, позволившие ликвидировать Масхадова. Но он останется в понятии Чечни в образе великомученика. Это будет мечта любого будущего лидера республики.

— Во. Ты как заговорила! — удивился Иван Михайлович. — Да, Масхадов ценой неимоверных усилий сдерживал своих крайних экстремистов. Сейчас это делать будет некому. Басаев пойдет на обострение, применит все, что может. Мир в Чечне уплыл за горизонт. Подпольный Государственный комитет обороны Ичкерии во главе с кровавым и средневековым вождем Басаевым пойдет на очередные диверсии.

— А Рамзан Кадыров-младший? Он же ни в чем не уступит Басаеву? — спросила Лидия Игнатьевна. — Рамзан уже заявил, что его мечта убить всех бандитов…

— Не исключено, что здесь и будет основная кровавая месть, пущены в ход со стороны Басаева шахиды и шахидки, новые теракты. Подпольные бункеры Басаева и тюрьмы Кадырова будут забиты невинными людьми, — пояснил Москаленко.

— Кадырову подставил плечо Путин, а Басаеву кто? — вонзила острый вопрос Лидия Игнатьевна.

— Ему помогают не только наемники, но и озверелая молодежь Чечни. Они хоронят и хоронят отцов, матерей, братьев, сестер, других родственников. Месть глубоко засела им в души. Это плохо и неистребимо, — озабоченно сжал губы Иван Михайлович. — И отныне уже бессильны солдатские матери. Они не выручат из беды своих мужей и детей, воюющих на стороне федеральных войск. Ведь Басаев неимоверно жестокий главарь…

— Ты нарисовал тупиковую картину, — взволнованно произнесла супруга.

— Эх, здесь-то кроется неразрешимая загвоздка. Питательной средой радикалов Басаева стало исламское подполье. На смену убитого одного джамаата приходят другие. Подполье расщепляет свои владения в республиках Северного Кавказа. Ты видишь захваты бандитов в Дагестане, Кабардино-Балкарии, Карачаево-Черкессии. Дай молодые мусульмане не согласны быть людьми второго сорта и ищут свое утешение в исламе, прячась от внешнего мира, — рассуждал Иван Михайлович.

Через несколько дней в «Новой газете», № 17, за 10–13 марта 2005 года Москаленко прочтет статью журналиста Анны Политковской (вскоре убитой в Москве — Е.Р., М.К.), в которой его мысли чем-то перекликались с этой женщиной:«.. Таким образом, эпоха Масхадова, бывшего коммуниста и советского полковника, подружившегося с исламом только в последние годы, и бескомпромиссная до глупости борьба лично с Басаевым привели к тому, что поколение его младших сыновей больше не желает оставаться умеренными мусульманами. Они хотят быть радикалами по отношению к власти, уничтожающей умеренных. Знамя этого подполья — Басаев. Долгое время бревном на пути подпольщиков был Масхадов. Бревно взорвано. Дорога очищена. Это очень выгодно Басаеву. Он получил то, о чем мечтал долгие годы — лет десять. И теперь даже не важно, что у Басаева нет легитимности. Его интересует механизм подготовки диверсионного акта против России. Смерть Масхадова в Толстой-Юрте для Басаева — простое хорошее доказательство, подтверждающее его известный лозунг, что никаких переговоров с Россией быть не может и что с Россией можно воевать ЛЮБЫМИ способами».

— Хотелось бы верить в мир. Но за Басаевым вырастут тысячи басаевых, и в их среде найдется предводитель. Неужели это будет так? — печально думал Иван Михайлович. — За последние пять лет в Чечне законной власти сдались семь тысяч боевиков. Когда же этому беспределу будет положен конец? Ельцину кровавая резня была необходима для закрытия рта чеченским националистам-сепаратистам (он же их и породил!) и отвлечения внимания людей, попавших в нищету, от неслыханной коррупции чиновников и незаконной наживы за бесценок государственной собственности, земных недр по-чубайсовски, другим мафиози и ворам — для личного обогащения, отстрела по их заказу киллерами банкиров, журналистов, политиков, коммерсантов, депутатов, военным — для получения очередных званий, должностей, наград… А все это «усмирение» гордого народа вылилось в жестокое кровопролитие и террор в стране. Зарубежные исламисты подтолкнули Дудаева на создание независимого «анклава». Советская братская интернациональная дружба между народами разрушена до основания. Как мертвому припарки, так и чеченцам и русским не залечить теперь раны, которые кровоточат в связи с тысячами похороненных родных… Вот так-то… — поморщился Москаленко.

— А что будет с теми, кто начинал войну в Чечне? — сокрушалась супруга.

— Я приведу тебе один факт из семейной жертвы Чеченской кампании, — ответил муж. — Недавно в одном ростовском кафе ко мне подсела красивая, белокурая, зеленоглазая, пятидесятилетняя женщина. Я пил сок и беседовал с фронтовиком Лозовским о том, как растолковывать несчастным матерям и отцам погибших ребят, если это не война, то они имеют полное право требовать возбуждения уголовных дел по каждому факту смерти близкого им человека. Люди должны знать, при каких обстоятельствах погиб сын или муж, кто в этом повинен. Ведь никто не отменял статью 108-ю Уголовно-процессуального кодекса России, гласящую об основаниях и поводах возбуждения уголовных дел… — рассказывал Иван Михайлович.

— Остановись, — прервала его жена. — Зачем подсела к вам женщина?

— Незнакомка собрала кулак в кукиш и, задыхаясь от ярости, произнесла: «Уголовник Ельцин!»… — продолжил Москаленко. — Затем блондинка засверлила нас зелеными глазами-буравчиками: «Судить надо за все злодеяния преступника-Ельцина. Я жила в Курске. Сперва призвали в армию старшего сына Мишу в первый поход на Чечню. И оттуда… доставили цинковый гроб. Нашему горю не было предела. Потом забрали старшего сына Ваню… и привезли домой из Чечни мертвым… Мой муж не выдержал на похоронах, упал и забился в нервных конвульсиях. У него разорвалось от невыносимой боли сердце… Я покинула Курск и приехала в Ростов к дочери, живу в ее квартире на Западном. У нее свои заботы, дети, муж… Я им не нужна. Вот и стала безработной, инженеры-техники никому не нужны… Я, знаете, о чем думаю… Вы не поверите… У Ельцина есть охрана. Я бы его застрелила за все зло, причиненное тысячам погибших… Но, увы, это неосуществимо… Я во сне увидела прикованного к цепям подонка-Ельцина. Я подошла с ножом к нему и стала мстить за всех мертвецов. Сначала отрезала уши, проткнула горло, отрезала пальцы рук и ног, проколола живот. И когда этот гад, истекая кровью, умер в мучениях, сон улетучился…» Женщина скривила рот: «Пусть со мной сотворят то же, также казнят его преемники! Я, умирая, буду гордиться тем, что отомстила за все жертвы, даже за детей Беслана… У твари-Ельцина могилы на земле не будет, ее взорвут солдатские матери…»