Дарья Златопольская - Настоящее. Диалоги о силе, характере, надежде [litres]

Д. З. Вы сейчас точно сказали, на мой взгляд, в чем секрет успеха «Домашнего ареста» у разных людей. Сериал наполнен любовью ко всем персонажам, которые там появляются. Коммунальная квартира – это такой срез страны, разных социальных групп. Там есть и пенсионерка, и оппозиционерка, и мэр.

Да, всех понемножку. И те, и другие

У них есть непримиримые противоречия – настолько непримиримые, что они выражаются в сломанных пальцах и выбрасывании из окна, – но оказывается, что если просто начать разбираться и разговаривать, то даже такие непримиримые противоречия можно разрешить.

Может быть, не навсегда, на время. Но можно. Как-то чуть-чуть приблизиться можно. До конца, конечно, нельзя, но можно все-таки друг друга услышать.

Я смотрел сейчас хороший фильм «Наркокурьер» с Клинтом Иствудом. Его последний фильм. Там показывается, как дедушка, которому уже 89 лет, – я никакого спойлера не расскажу сейчас тем, кто не видел, – начинает доставлять наркотики и общается со всякими страшными мексиканскими мафиози. Он со всеми находит общий язык. Хотя они абсолютно разные. Но это не превращается в бешеный конфликт интересов, ты все равно можешь найти общий язык. Потому что мы все-таки созданы так, чтобы между собой договариваться. Глупо эту возможность отметать.

И меня очень напрягает, что у нас сейчас в стране люди не хотят друг с другом договариваться, даже не хотят друг друга видеть, даже присаживаться друг с другом в одном поле не хотят ни для каких потребностей. Потому что мы так ни к чему хорошему не придем.

А как начать разговаривать? У вас же в сериале это показано замечательно: они поломали друг другу пальцы, потом их залило известной субстанцией, а потом они просто сели пить и говорить. Чем нас должно залить, чтобы мы начали разговаривать?

Не дай бог! Не хотелось бы, конечно. Тем более что нас уже сейчас порой так хитро заливает, что это приводит к каким-то межнациональным, гражданским конфликтам, войнам. Этого не хотелось бы.

Как начать разговаривать? Вот это для меня более сложный вопрос. Потому что во вселенной этого сериала все-таки все придумано. Я там могу подкрутить что-то у одного героя, у другого, – чтобы они могли сойтись. А как сделать так, чтобы одни услышали других в нашей стране сейчас, я не знаю. Потому что они друг друга люто ненавидят. Просто одни хотят, чтобы других не было. А те, другие, – чтобы этих не было. Но так не получится. Самое ужасное, что так не получится. Потому что всегда эти действия будут провоцировать дальнейшую эскалацию конфликта. Я сейчас, может быть, как толстовец говорю: подставь правую щеку, потом левую…

Нет, вы замечательно говорите. Я с вами абсолютно солидарна.

Ничего хорошего же не будет. Если разгонять демонстрацию, то ничего хорошего не будет. Если выкидывать мэров из окна в прямом смысле, чтобы не со второго этажа они летели, а с 12-го, тоже ничего хорошего не будет. Все эти радикальные силовые методы меня пугают. У меня много знакомых есть, которые говорят, что только так и возможно. А я в это верить пока что отказываюсь. Не хочу.

У нас очень большая проблема. Мы не знаем, как себя вести, когда на нас не оказывается давление. Это очень хорошо было видно, например, во время нападения на нас Гитлера. Или в каких-нибудь более простых ситуациях. Если на нас давят, тогда мы поднимаемся, раскрываемся.

Да. «Вставай, страна огромная».

Вы замечали, как у нас футболист выбегает один на один с вратарем? Они не знают, что им делать. Потому что у них в этот момент полная свобода действий. То же самое и здесь. Действительно, когда мы свободны, когда на нас ничто не давит, мы не понимаем, как нам действовать. Мы пока не умеем этим пользоваться.

Я затрагиваю опасную тему. Я знаю, есть определенное мнение, что вообще нельзя давать свободу этому народу. Это многие политики озвучивают, и даже, по-моему, главный наш политик это озвучивает. Не готовы пока! Ну а пробовать надо все равно. И надо свободу прививать.

Если люди к свободе не готовы, это не значит, что надо порадоваться и сказать: «О, классно, мы теперь можем с ними делать, что захотим. Они не готовы. Как здорово! Зато мы готовы». Это может относиться и к людям, которые находятся в высоких эшелонах власти. Где угодно.

Вы затронули очень важную тему. Мне тоже кажется, что мы – и я не говорю сейчас о каком-то условном русском народе, который где-то обитает, я говорю о нас с вами, – готовы легко свою свободу отдать за какую-то идею, которую нам дадут в качестве оправдания. Будь это религиозная, политическая идея, не говоря уже о «священной войне». Толстой прекрасно это описал в «Войне и мире», как русский народ – вот эта «дубина народной войны» – победила несокрушимого Наполеона.

Мы не то что готовы отдать свободу – нам просто это намного проще, как это ни страшно звучит. Когда тебе задача ставится, ты хотя бы понимаешь, что дальше делать. Ты идешь и умираешь за свою страну, за будущее своих детей и внуков. Это все понятно, это сродни религии. Религия описывает, что можно, что нельзя. И все – ты можешь дальше не задумываться. Не занимай свой мозг всякими мелочами, за тебя уже подумали. За тебя уже решили.

А когда у тебя есть свобода, тут-то и становится страшно. Как ты ей будешь распоряжаться, что ты будешь с ней делать?

Д. З. Вы сейчас сказали о «русской пустоте». Вас вообще обвиняют в «антироссийских высказываниях». Но если мы возьмем любого большого писателя, от Толстого до Чехова, от Достоевского до Максима Горького…

А. С.Через Сашу Черного.

…То все они с огромной болью всегда писали об этой «русской пустоте».

Потому что душа болит. Почему мы такие, ну почему мы такие?! Почему для нас человеческая жизнь ничего не стоит, ну почему?!

«Мы» здесь ключевое слово, и правильно, что вы употребляете это местоимение. Я думаю, что это многое объясняет. Вы говорите «мы», и вы говорите «для нас», вы не отделяете себя, и нельзя обвинить в «антирусскости» человека, который о себе говорит.

Я абсолютно русский человек. Мои дети абсолютно русские мальчишки. Я не знаю, как это происходит. Кажется, у Владимира Хотиненко в «Патриотической комедии» Сергей Маковецкий говорит: «Тут все очень просто: родился, вздохнул, и ты русский». И все то, что в нас есть, есть в тебе. И страдания эти, и мучения, и раздражение от этого.

Иногда злость – и на себя, и на то, что тебя окружает. Конечно, иногда думаешь: «Да что же это такое, ну почему это так?!» И все великие и невеликие писатели и художники пытаются разгадать эту нелепость. Алексей Балабанов пытался в «Грузе 200» [17] Триллер Алексея Балабанова, вышедший в 2007 году, о жестоких нравах в советской глубинке в 1984 году. , чем, собственно говоря, ценна эта картина и почему я покажу ее детям и внукам.