Пол Дьюкс - Британская шпионская сеть в Советской России. Воспоминания тайного агента МИ-6

После неудачи в Архангельске я отправился в Гельсингфорс, чтобы попытать счастья со стороны Финляндии. Гельсингфорс, столица Финляндии, — суматошный городишко, кипящий жизнью и интригами. В то время, о котором я пишу, это была своего рода свалка для всех мыслимых и немыслимых слухов, клеветы и скандалов, которые отметали в других городах, но здесь с удовольствием глотали легковерные сплетники, особенно немцы и «старорежимные» русские, которые нашли для себя в этом городе спокойную гавань. Гельсингфорс был одним из самых нездоровых мест в Европе. Каким бы неудачным ветром меня ни заносило туда, я старался не высовываться, избегал людных мест и взял себе за правило говорить всем прямо противоположное о своих намерениях, даже если речь шла о самых пустяковых делах.

В британском консульстве в Гельсингфорсе меня представили агенту американской секретной службы, недавно бежавшему из России. Этот господин дал мне письмо к русскому офицеру в Выборге по фамилии Мельников. Городок Выборг, ближайший к русской границе из важных населенных пунктов, представлял собой осиное гнездо беженцев из России, контрреволюционеров-заговорщиков, немецких агентов и большевистских шпионов, и хуже его был разве что Гельсингфорс. Под видом средней руки коммивояжера я поехал в Выборг, снял номер в гостинице, где, как мне сказали, остановился Мельников, высмотрел его и вручил ему рекомендательное письмо. Оказалось, что это русский морской офицер высочайшей марки, и я интуитивно почувствовал к нему симпатию. Оказалось, что его настоящее имя не Мельников, но в тех краях многие брали себе несколько имен на разные случаи жизни. Моя встреча с ним была ниспослана свыше, поскольку выяснилось, что он работал с капитаном Кромби [7] Автор имеет в виду капитана 1-го ранга и сотрудника разведки Фрэнсиса Кромби. 31 августа 1918 года при попытке ареста в здании британского посольства Кромби оказал вооруженное сопротивление, застрелил и ранил нескольких чекистов и сам был убит в перестрелке. , покойным британским военно-морским атташе в Петрограде. В сентябре 1918 года капитан Кромби был убит большевиками в британском посольстве, и по прибытии в Петроград я надеялся подобрать разорванные концы именно его разрушенной сети. Мельников был худощав, темноволос, коротко стрижен, голубоглаз, невысок и мускулист. Он был глубоко религиозен, и его снедала ярая ненависть к большевикам — и не без оснований, поскольку они зверски убили и отца его, и мать, а сам он спасся лишь чудом.

— Ночью пришли с обыском, — поведал он мне свою историю. — У меня были документы, связанные с восстанием в Ярославле, их по моей просьбе хранила у себя моя мать. Красные потребовали пропустить их в комнату матери. Отец преградил им дорогу, сказал, что она одевается. Один матрос хотел протиснуться мимо него, отец рассердился и отшвырнул его в сторону. Грохнул выстрел, отец упал замертво на пороге комнаты матери. Я был на кухне, когда пришли красные, стал стрелять через дверь и убил двоих. На меня обрушился град пуль. Меня ранило в руку, и я еле-еле сумел сбежать по черной лестнице. Через две недели мать казнили из-за моих бумаг, обнаруженных у нее.

У Мельникова в жизни осталась одна-единственная цель — отомстить за смерть родителей. Только ради этого он и жил. Что же касается России, то он был отъявленным монархистом, поэтому я избегал разговаривать с ним о политике. Однако с самой минуты нашей встречи мы стали друзьями, и у меня возникло странное ощущение, будто мы уже виделись где-то раньше, давным-давно, хотя я точно знал, что это не так.

Мельников чрезвычайно обрадовался, узнав о моем желании вернуться в Советскую Россию. Он обязался не только договориться с финскими пограничниками о том, чтобы тайно переправить меня через границу ночью, но и приехать в Петроград раньше меня и устроить мне там прикрытие. Финляндия и Советская Россия все еще находились в состоянии открытой вражды. Часто случались перестрелки, и обе стороны не спускали глаз с границы. Мельников дал мне два адреса в Петрограде, где я мог бы его найти: один больницы, при которой он раньше жил, а другой — небольшого кафе, которое до сих пор работало на частной квартире без ведома большевистских властей.

Пожалуй, Мельникову можно было простить грех пьянства. В Выборге мы провели вместе три дня, строя планы возвращения в Петроград, и за это время он выпил весь мой запас виски, кроме припрятанной мною бутылочки из-под лекарства. Убедившись, что в самом деле не осталось ни капли, Мельников объявил, что готов ехать.

Была пятница, и мы назначили мой отъезд через два дня, на вечер воскресенья 24 ноября. На листке бумаги Мельников написал пароль.

— Отдайте финскому патрулю, — сказал он, — третий по счету дом, деревянный, с белым крыльцом, слева от моста через границу.

В шесть часов он пошел к себе в номер и через несколько минут появился в таком преображенном виде, что я едва его узнал. На нем было что-то вроде капитанской фуражки, которую он натянул до самых глаз. Он перепачкал себе лицо, и в сочетании с трехдневной щетиной это придавало ему поистине демонический вид. На нем было потрепанное пальто и темные брюки, а шею плотно обматывал шарф. Он смотрелся совершенным гопником, когда сунул крупный кольт в карман брюк.

— До свидания, — просто сказал он, протягивая мне руку, потом помолчал и добавил: — Давайте присядем на дорожку, по старому русскому обычаю.

По прекрасному обычаю, который в былые времена бытовал в России, при расставании друзья садятся и с минуту молчат, мысленно желая друг другу счастливого пути и удачи. Мы с Мельниковым сели друг против друга. Как горячо я желал ему успеха в опасном пути, куда он отправлялся ради меня! А вдруг его застрелят при переходе через границу? Об этом не узнаю ни я, ни кто другой на всем белом свете! Он просто исчезнет — еще один хороший человек падет, увеличив число жертв революции. А я? Что ж, и я могу последовать за ним! Все зависит от удачи, таковы уж правила игры!

— До свидания, — снова сказал Мельников.

Он повернулся, перекрестился и вышел из комнаты. На пороге оглянулся.

— В воскресенье вечером, — добавил он, — как штык.

У меня было странное чувство, как будто я должен что-то сказать, но слова не шли. Я быстро спустился за ним по лестнице. Больше Мельников не оборачивался. У двери на улицу он быстро осмотрелся по сторонам, еще сильнее надвинул фуражку на глаза и исчез в темноте — вперед, к приключению, которое в итоге стоило ему жизни. После этого я видел его еще только раз, недолго, в Петрограде, при драматических обстоятельствах — но об этом расскажу позже.

В ту ночь я мало спал. Все мои мысли были о Мельникове, который глубокой ночью где-то рисковал своей жизнью, обходя красные дозоры. Я был уверен, что он встретит опасность со смехом, если попадет в переделку. Его сатанинский хохот будет таков, что развеет все подозрения большевиков! Да и разве с ним не всегда его верный кольт — на крайний случай? Я думал о его прошлом, о его матери и отце, об истории, которую он мне рассказал. Наверно, его руки так и чешутся выстрелить из этого кольта!