Михаил Эпштейн - От совка к бобку : Политика на грани гротеска

По Быкову, «тоталитаризм сыграл большую роль в формировании достойной оппозиционной интеллигенции». Эта сентенция отнимает достоинство у борцов и жертв и приписывает источник их активности тому режиму, с которым они сражались. Здесь тоталитарна даже грамматика, поскольку тоталитаризм оказывается субъектом тех действий, которые совершала оппозиционная интеллигенция. Оказывается, не интеллигенция нашла в себе силы и мужество бороться с тоталитаризмом, а тоталитаризм ее построил в ряды и повел против себя. Не подавлял и не уничтожал оппозицию, а «формировал»! Быков как будто почетную грамоту выдает тоталитаризму, и в том же казенном стиле: «Сыграл большую роль…»

Статья Быкова — грамматическая, логическая и моральная переоценка всех ценностей в пользу их разрушителей. Это героизация зла, и чтобы придать ему веса, Быков бросает на его весы жизни его бесчисленных жертв. «Солженицын, Шаламов, Булгаков, Платонов, Гроссман — отражение советской культуры ровно в той степени, в какой «Доктор Фаустус» — следствие фашистской эпохи в германской истории».

«Отражение», «следствие»… Неужели писатель, столь чуткий к слову, не чувствует, как сама его лексика работает на то самое абсолютное зло, которому он якобы не симпатизирует? Солженицын и Шаламов — отражение сталинщины, Т. Манн — следствие гитлеровщины… Зло оказывается первично, а добро вторично, как «отражение» или «следствие» зла.

Воздавать благодарность Советскому Союзу за то, что он породил Сахарова и Солженицына, — это весьма саркастическая дань их памяти. Но тогда, может быть, стоит восхвалить и нынешний режим, потому что без него не было бы таких блестящих гражданских стихов, как у Быкова! Может быть, пора переключиться на оды и восславить тандем, который вдохновляет его на сатиру?

Что такое «советское»? Быков прекрасно понимает, что когда мы говорим «советская власть», «советская идеология», «советское государство», «советский образ жизни», наконец, «советский человек», то имеется в виду модель власти и человека, сконструированная Лениным, Сталиным и их преемниками. Разве не слышна разница в самом звучании: «советский нарком Ворошилов» и «советский поэт Мандельштам»? Первое звучит на ликующем выдохе, как песня, последнее — издевательски или угрожающе.

«… Пусть Эпштейн и его единомышленники спорят не со мной, а с Томасом Манном: «У Гитлера было одно особое качество: он упрощал чувства, вызывая непоколебимое «нет», ясную и смертельную ненависть. Годы борьбы против него были в нравственном отношении благотворной эпохой»(«История «Доктора Фаустуса». Роман одного романа»)».

Я понимаю, что Быкову уютнее за спиной Т. Манна, но спорить приходится все-таки с самим Быковым. Потому что Манн не приписывает Гитлеру заслуги тех, кто боролся против него, — это их собственные заслуги. Годы борьбы можно назвать благотворной эпохой, поскольку сама борьба благотворна. Но сказать, что «благотворно абсолютное зло», значит не просто исказить, но и вывернуть наизнанку мысль Т. Манна, да и всякий моральный смысл. Переписывать на убийц заслуги их жертв и противников — значит обкрадывать мертвых.

А теперь о самой «светлой» стороне первоклассной диктатуры. Быков пишет: «То же, что в СССР действительно заслуживало восхищения, — подавление пещерного национализма и мракобесия, торжество той самой просветительской идеи, столь любезной М. Эпштейну, да и мне…» Разве кампания против космополитизма — это подавление «пещерного национализма», а не его проявление? А репрессии против целых народов? А лысенковщина? марров-щина? запрет генетики и кибернетики, как якобы буржуазных лженаук? Это разве не мракобесие, отбросившее советскую науку, причем на самых перспективных направлениях, в пещерный век, в лучшем случае, во времена инквизиции? А необходимость приспосабливать любую научную идею, от биологии до поэтики, к прописям классиков марксизма о классовой борьбе, — это не мракобесие? А невозможность ознакомиться на родном, да и никаком языке с сочинениями лучших мыслителей и писателей 20 века: Ницше, Фрейд, Юнг, Гуссерль, Хайдеггер, Витгенштейн, Сартр, Камю, Маркузе — в этот список попадает практически весь 20 в., да и «реакционная» часть 19-го. Как истребляли целые сословия, так были истреблены целые направления и дисциплины: психоанализ, сюрреализм, экзистенциализм, прагматизм, феноменология, неотомизм, теология, политология, сексология, этология, весь художественный модернизм. «Архискверного» (по ленинскоей оценке) Достоевского практически не печатали все сталинские десятилетия. Серебряный век: Белый, Сологуб, В. Иванов, Мережковский, Бердяев, Розанов — был под запретом, как эпоха «торжествующей реакции и религиозного обскурантизма». Зато гнали миллионными тиражами Софронова и Грибачева. Народ был насильственно лишен своих и всемирных духовных сокровищ, лишен Библии, Корана, Талмуда, всех священных книг. Это не мракобесие? Даже либеральнейшая по тем временам позднебрежневская Библиотека всемирной литературы включала в свои 200 томов соцреалистов Бехера, Айни, Пуйманову, Упита, Садовяну (каждому по тому!), но не впустила Джойса, Пруста, Кафку, Борхеса, Набокова. А что уж говорить о гуманитарных науках, лишенных доступа к новейшим знаниям практически во всех областях и предназначенных только опять и опять подтверждать убогие мысли середины 19 в. о базисе и надстройке. Кому-то удавалось сказать больше, кому-то красноречивее промолчать, но свободное общение и состязание с культурой западных стран было невозможно, это был бег в мешках. Увы, почти весь 20-й век промчался мимо России, и то, что должно было постепенно усваиваться несколькими поколениями, было поспешно проглочено за несколько лет гласности и вызвало ощущение несварения и тошноты, как при переедании.

Я понимаю, что под нынешним мракобесием Быков имеет в виду другое: то, что церковь курит фимиам государству, присваивает себе его имущество и вообще успешно врастает в государственные структуры, становясь их частью, «олигархией духовного капитала», «религархией». Увы, почитание властей — давняя и не самая светлая традиция в жизни российской церкви. И все же мрак мраку рознь. Вот если бы под храмами устроили пыточные подвалы, куда сгоняли бы всех атеистов, иноверцев, агностиков, скептиков, сектантов и там, под рублевской «Троицей», подвергали бы их суду «троек», а затем приговаривали бы к расстрелу или ссылке, — вот тогда можно было бы сказать, что постсоветское мракобесие сравнялось с советским.

По Быкову, «антисоветское сегодня — вообще тренд». Это неправда. Если антисоветское когда-то и было трендом, то в горбачевские и ельцинские годы, а в путинские трендом стало просоветское, причем в растущем масштабе, поскольку выборы без выбора, «вертикаль власти», «суверенная» и «управляемая» демократия, возврат в «евразийское» пространство, контроль над масс-медиа и прочие новации режима — это явно попытка возродить «большой политический стиль», так сказать, СССР для бедных. Так что защита советского как нельзя лучше вписывается именно в тренды путинской эпохи. Несмотря на все удивительное творческое мужество и независимость, в своем отношении к СССР Быков вполне конформен и лоялен.