Михаил Эпштейн - От совка к бобку : Политика на грани гротеска

И тут вспоминается, что настоящая эпоха Антихриста, по многим приметам и пророчествам, еще вовсе не пришла с советской властью, а только через нее готовилась. Ибо Антихрист не будет прямо враждовать со Христом, как это делали Ленин-Сталин, а будет именно говорить от имени Христа. Самое страшное — вовсе не открытая вражда с Богом, ибо такой прецедент уже имелся в истории, в самом ее начале, за что противник Бога и был назван дьяволом, то есть раскольщиком и клеветником. Гораздо страшнее, чем вражда с Богом, — подмена Бога, которая готовится на конец истории. «… В храме Божием сядет он, как Бог, выдавая себя за Бога» (2 Поел, к Фес., 2:4). Тогда не отрекаться будут от религии и не бороться с ней, а именно насаждать ее, в обязательном и повсеместном порядке, как теперь священников непременно сажают на советы праведных и нечестивых, демократов и черносотенцев, промышленников и спекулянтов. Так что без Бога нельзя будет ни присесть, ни вздохнуть, ни обжулить, ни ограбить, ни убить.

Вспомним в «Идиоте» Достоевского честного, набожного крестьянина, который позарился на серебряные часы своего товарища — чем-то полонили его душу. И вот, со вздохом и молитвой, возведя глаза к небу, он перекрестился, проговорил про себя «Господи, прости ради Христа» — да и зарезал приятеля. «Уж до того верует, что и людей режет по молитве», хохочет Рогожин на этот рассказ князя Мышкина. [28] Ф.М. Достоевский, Поли. собр. соч. в 30 тт„т. 8, Л., Наука, 1973, С. 183. Была, значит, и раньше в народной вере, за которую трепетал Достоевский, такая опасность смешения, что к темному делу подступают с верой и брата режут чуть ли не по молитве. Как и сам Рогожин несколько страниц спустя, обменявшись крестами с Мышкиным и подведя названного брата под матушкино благословение, в тот же день из-за угла поднимает на него нож.

Недаром и массовый атеизм вырос, как уникальное явление, на той же самой почве «веры отцов», куда он теперь обратно быстро укореняется. «Атеистом же так легко сделаться русскому человеку, легче, чем всем остальным во всем мире!» — устами Мышкина говорит Достоевский. [29] Там же, С. 452. И ему вторит Розанов: «Переход в социализм, и, значит, в полный атеизм совершился у мужиков, у солдат до того легко, точно “в баню сходили и окатились новой водой”». [30] «Апокалипсис нашего времени», в кн. В. В. Розанов. Уединенное, М., Изд. политической литературы, 1990, С. 395. Но если воспитанному почти в тысячелетней вере россиянину было так легко сделаться атеистом, то не легче ли нашему современнику, воспитанному всего лишь в семидесятилетием атеизме, сделаться верующим?

Беда в том, что превращение это сначала легко делалось в одну сторону, а теперь еще легче делается в другую. И уже возникает сомнение: а не две ли это стороны одной монеты, такая религия и такой атеизм, коль скоро они так просто взаимооборачиваются? И не сравняются ли они вовсе, так что в стершейся от привычного хождения монете нельзя уже будет отличить орла от решки, как в насквозь протершейся ткани уже нельзя отличить верха от изнанки? Это и будет господствующая поп-религия, где все три значения слова «поп» сойдутся, увы, «неслиянно и нераздельно».

Наблюдая религиозное возрождение атеистического общества, спросим себя, не идет ли на смену прямодушному безбожию лукавая набожность, которой уже и незачем тратить силы на борьбу с верой, ибо гораздо легче и выгоднее подменять ее собою. Неверие будет выглядеть в точности как вера, потому что оно станет размахивать кадилом, класть глубокие поклоны, осенять себя крестом. И как страшный, но блаженный исторический сон будет вспоминаться советский атеизм 1920-1930-х годов, который еще яростно восставал на веру и тем самым помогал ей оставаться тем, чем она и призвана быть.

1992

Обычно под «каиновым грехом» понимается братоубийство. Случайно ли, что первый убийца убил именно брата? Это напоминание о том, что убивая кого бы то ни было, мы убиваем своего брата, поскольку все мы дети единого отца. Но история Каина напоминает нам и о том, что первое убийство было совершено из самых высоких, религиозных побуждений. Именно религиозное рвение может обернуться самым страшным грехом. Это убийство не из жадности, не в борьбе за власть или женщину, т. е. по самым простым и «низким» мотивам. Каина мучит неутоленная духовная жажда, он ищет благословения свыше. Он возревновал брата к Отцу небесному, который принял жертвы от Авеля, но не принял от Каина. Искушение святостью, святобесие — вот источник каинова греха. Кто святее перед лицом Господа? Кто из братьев вернее служит Отцу?

Адам и Ева ослушались Бога, это первое зло, а второе зло, происходящее от их сына Каина, — это насилие над Божьей волей. Святобесие — желание больше, чем другие, угодить Богу, вера в то, что моя вера истиннее других, что я лучше служу Богу и за это заслуживаю наград от Него. Это не просто гордыня, а гордыня веры, ее надмевание над чужой верой: самое страшное зло после грехопадения Адама и Евы. Как взаимосвязаны грех первородный и «первоубийственный»? Срывание запретного плода познания добра и зла приводит затем к насилию во имя добра. Вера, которая гордится своим превосходством над другими верами и ревнует к ним Бога, — вот каинов грех.

Каин — прародитель многих персонажей и в Библии, и за ее пределом. Каин — это прото-Иов, который вопиет к Господу: я был праведен, я принес тебе жертву, почему же ты не воздал мне по заслугам, почему не снизошел к моей жертве? Иов зовет Господа на суд, а Каин вершит самосуд над братом, т. е. берет на себя роль Бога.

Впоследствии эта коллизия воспроизводится в пушкинской трагедии «Моцарт и Сальери». Почему сальерианские жертвы труду и музыке не востребованы Богом, алтарь не курится, огонь не нисходит на него? Остается возопить: «Нет правды на земле, но правды нет и выше». Это — Каинов вопль. Сальери отравил Моцарта, «брата» своего по музе, по музыке, повинуясь той же логике: на его дар не призрел Господь. «О небо!/ Где ж правота, когда священный дар, /Когда бессмертный гений — не в награду/ Любви горящей, самоотверженья, Трудов, усердия, молений послан — А озаряет голову безумца, /Гуляки праздного?..»

Каин был первым, кто насилием решил «поправить» Бога. Адам и Ева соблазнились надеждой на всецелое знание: «вы будете, как боги, знающие добро и зло». Они хотели сравняться с Богом во всезнании, бессмертии и всемогуществе. Каинов грех происходит от адамова, как и сам Каин от Адама: если мы как боги, значит, приобретаем право и на чужую жизнь. Я святее, я правее перед лицом Господа.