Игорь Симбирцев - Первая спецслужба России. Тайная канцелярия Петра I и ее преемники. 1718–1825

Все это Петр понимал с каждым подавленным заговором все острее, видел это на конкретных, очень доказательных примерах. Вот даже если взять дело о заговоре Соковнина, по которому в числе главных заговорщиков арестовали и упоминаемого Пушкиным его предка — стольника Федора Пушкина. Это еще 1697 год. Заговорщики под началом окольничего Алексея Соковнина собирались убить царя во время большого московского пожара и захватить власть. Поскольку они знали, как Петр любит ездить на тушение пожаров, то и пожар предполагалось организовать умышленно, пользуясь этой страстью царя. У них уже был разработан план, и никто не пресек бы заранее их выступление, если бы два участника заговора не донесли о нем самому Петру Алексеевичу. Работу сыска подменили опять доносчики-инициативники, но не это главное в истории заговора Соковнина, а процедура ареста лидеров заговора. Перебежчики из стана заговорщиков в тот день нашли Петра в его любимой Немецкой слободе, где он беспечно предавался очередной пьянке со своим любимцем Францем Лефортом, швейцарским офицером на русской службе. Возможно, именно это состояние опьянения определило дальнейшие сумбурные действия царя в этот день. Услышав от доносчиков о заговоре, Петр в своем стиле вспыхнул, вызвал к себе некоего капитана гвардии Лопухина и отправил его с отрядом солдат на квартиру Соковнина для ареста находившихся там главных заговорщиков. Но и сам не утерпел, помчался туда же по московским улицам с одним лишь ординарцем, да так спешил, что успел в штаб заговорщиков еще до подхода Лопухина с его ротой солдат. Здесь Петр проявил себя опять же в привычном для него стиле. Он сначала ударил в лицо самого Соковнина, объявив тому об аресте, а затем развернулся и ударил запоздавшего со своим подходом капитана Лопухина. Картина по нашим современным меркам сюрреалистичная: правитель с одним помощником сам летит для ареста лидера государственного переворота, опережая собою же направленный «спецназ», да еще лично кулаком молотит и преступника за измену, и командира спецназа за опоздание. Не говоря уже о том, как Петр рисковал собственной жизнью, ведь Соковнину с товарищами терять было уже нечего, они могли попытаться убить царя в отчаянии. Без сомнения, и Петр запомнил эту нелепую ситуацию. Тем более что Соковнин и на допросах указывал на то, что план заговора и покушения на царя строился с учетом этого пренебрежения Петром личной охраной и недостаточного уровня тайного сыска при петровской власти тех лет. В показаниях Соковнина осталось этому свидетельство: «Ездит государь вокруг посольского двора постоянно одначеством [в одиночку], и в то время ночью стрельцы подстерегли и убивство можно им учинить, и на пожаре бывает малолюдством — нет того лучше, чем тут учинить».

Преступников Лопухин все же отконвоировал затем в Преображенский приказ. Среди заговорщиков опять оказались стрельцы и их полковник Иван Цыклер. Соковнина, Цыклера и еще несколько заговорщиков после следствия четвертовали. Не случилось ни переворота, ни очередного стрелецкого путча, ни покушения на царя, ни большого пожара, который заговорщики в ненависти к Петру не боялись организовать в деревянной Москве с риском больших жертв и разрушений в городе. Но император должен был уже тогда сделать выводы — нужна отдельная служба для выявления таких заговорщиков, их ареста и следствия по таким делам.

В 1698 году во время нахождения Петра в длительном отъезде в Европу стрельцы поднялись в очередной раз под знаменами староверов, подбадриваемые слухом о смерти царя за границей, и пошли на Москву. Оставленный Петром главным в стране Федор Ромодановский растерялся и попытался вступить с мятежниками в переговоры. Узнав об этом, Петр бросился в Россию. В этот год он окончательно понял, что из преображенцев настоящего органа тайного сыска не создать, они хороши только как каратели уже выявленных злоумышленников. В письме с дороги он ругает не оправдавшего его надежд Ромодановского, а с ним и всю свою несовершенную систему государственной безопасности: «Зело мне печально и досадно на тебя, для чего ты сего дела в розыск не вступил. Богу тебя судить! Я не знаю, откуда на вас такой страх бабий! Неколи ничего ожидать с такой трусостью!»

Этот стрелецкий бунт был просмотрен Ромодановским, как свидетельствует история, из-за загруженности оставленного главным в стране князя-кесаря другими государственными заботами и традиционной причиной — очередным долгим запоем в отсутствие царя. Мятеж, как и в 1682 году, вызревал долго и готовился почти в открытую. Высланные на польские границы стрельцы сбегали, засылали в Москву своих разведчиков, смогли связаться с заключенной в Новодевичьем монастыре опальной царевной Софьей и убедиться в широкой поддержке своего выступления среди москвичей. В Преображенский приказ к Ромодановскому регулярно доставляли таких лазутчиков и агитаторов, утверждавших на улицах, что Петр погиб за границей, а немцы-еретики привезут вместо него своего агента-двойника для истребления Руси и ее старой веры, что нужно всем подниматься и идти на Кремль, опять сажать на трон свергнутую Софью Алексеевну. И при всем этом известие о том, что четыре стрелецких полка, перебив командиров, идут боевым порядком брать Москву, Ромодановского выдернуло из затянувшегося празднования и ввергло во временный шок. Имея в тот момент всю полноту власти в России и орудие Преображенского приказа под рукой, Федор Юрьевич несолидно заметался, а затем затеял мирные переговоры со стрельцами, чем и разгневал своего сверхрешительного правителя. Ведь положение для власти Петра действительно складывалось угрожающее: прорвись стрельцы в Москву, их там встретила бы мощная пятая колонна в лице заточенной в монастырь Софьи, антипетровского боярства, собственных стрелецких семей и огромного количества москвичей, бывших совсем не в восторге от «прогрессивных» реформ Петра через всеобщее принуждение к ним.

Мятеж 1698 года смогли подавить еще до приезда Петра в Москву. Не дожидаясь приказов Ромодановского, полковник Гордон, шотландец на русской службе, вывел навстречу стрелецким войскам свои новые части иноземного строя, рассеяв плохо организованную массу стрельцов огнем своей артиллерии на переправе их мятежного войска через подмосковную речку Истру. Только после этого преображенцы Ромодановского приступили к массовым розыскам, арестам, пыткам и казням. Пытаясь оправдать свою нерешительность, Ромодановский даже попытался ввести Петра в заблуждение, преуменьшая масштабы проблемы. Он повесил полсотни главных зачинщиков бунта, отпустив остальных стрельцов на свободу, объяснив царю с их слов, что речь не шла о попытке захвата власти и возведения на трон Софьи, а изведенные нуждой стрельцы просто без спроса пошли в Москву к своим семьям, помыться в банях и сытно поесть. Но эта неуклюжая попытка представить масштабный политический мятеж и заговор массовой самоволкой оголодавшего воинства Ромодановскому не удалась. Петр обрушил на своего оплошавшего главу сыска и заместителя по управлению страной потоки брани, приказал вновь арестовать и пытать уже отпущенных стрельцов. Под пытками преображенцев те признали факт замысла взять Москву с боя и поменять в России власть, и тогда уже начался тот самый массовый стрелецкий розыск.