Юрий Поляков - Засекреченное будущее

Ельцину пришло. Однако нувориши оказались ненадежными и неумелыми партнерами для власти, а для народа — откровенными мироедами. Выданные им для развития куски общенационального достояния были разворованы и переправлены за границу, фактически отняты у основной части населения. Ради чего? Развития? Где оно по большому счету? Слышны оправдания: капитал не знает границ! Возможно… А общенародная собственность знает? Туда же, за рубежи, при первой же возможности переправляются и семьи наших нуворишей. В обворованной стране жить неуютно, даже опасно. То же самое можно сказать и о наших высших чиновниках. Сколько их уже перебралось после отставки на лазурные берега! Не счесть. Программу «Вести» надо бы начинать с демонстрации портретов наших госмужей и госжен, имеющих двойное и тройное гражданство. Ведь они — главное стратегическое оружие наших «заклятых партнеров».

Сколько было говорено-переговорено по поводу триллионов, которые утекают из страны. Без толку: как утекали, так и утекают. И дело даже не в том, что там они превращаются в яхты, виллы, отели, бейсбольные команды, галереи шедевров искусства, часто поддельных, а в том, что именно этих средств не хватает на то, чтобы здесь, в России, наша молодежь достойно начинала жизнь, а старики достойно заканчивали свой трудный век. Грубо говоря, из-за того, что неведомый владелец металлургического комбината, который страна, изнемогая, строила две пятилетки, прикупает рядом с Монте-Карло самую дорогую недвижимость, у нас и не хватает средств, чтобы обеспечить реально бесплатные образование и здравоохранение, чтобы были достойные зарплаты у молодых специалисты, чтобы ипотека была не 6–7 %, а как в Европе, — 1,5 процента.

Социальная пропасть между большинством и меньшинством в России уже напоминает Гранд-каньон. Не оттого ли у нас теперь охранники в черном в каждом закутке, а раньше хватало участкового с пустой кобурой. Ну, не может профессор получать в сто раз меньше, чем ректор того же вуза? В результате профессора окажутся на тех же баррикадах, что и студенты… А может, все-таки лучше окоротить алчность меньшинства, дабы обеспечить лояльность большинства? Или те, кто принимают решения, как раз и составляют ядро алчного меньшинства?

Кстати, в этом году уже и на «Территории смыслов», где собирают проправительственную молодежь, в полный голос заговорили о социальной несправедливости: мол, почему учитель получает 15 тысяч, а офицер полиции — 50 тысяч и выше. О недопустимо низкой оплате преподавателей, врачей, библиотекарей, музейщиков, провинциальных актеров твердят давно и безрезультатно. Но обратите внимание, как умело гнев молодежи переключают на силовиков, зачастую рискующих своей жизнью. И вроде бы нет армии чиновников, втрое разросшейся по сравнению с советским периодом, как будто нет высокооплачиваемой, но не особо утруждающей себя обслуги госкорпораций? А ведь они получают, ничем не рискуя, на порядок больше полицейского.

— Я хотела зачитать фразу девушки, которая говорит: «Я работаю 8 лет в детдоме, и я не могу взять ипотеку… А с другой стороны, — это цитата — даже хорошо, что мне не дали, все равно выплата месячная будет больше, чем моя зарплата…» И потом она говорит много раз в камеру: «Как мне жить, скажите, как мне жить?» Что вы на этот счет думаете?

— Это как раз то, о чем мы говорим. Если власть не озаботится справедливым перераспределением средств, то обездоленная и обиженная часть общества озаботится сменой власти. И не надо надеяться на умный рынок, он бывает только при умной власти. У большевиков во времена НЭПа хватило ума ввести так называемый «партмаксимум», когда они увидели, как вчерашние герои гражданской войны и подпольщики, возглавив тресты и заводы, стали получать безумные деньги, на порядки превосходившие зарплаты рабочих. Начались волнения. Шествия. Забастовки. Боялись новых мятежей, вроде Кронштадтского. С тех пор, до самого падения советской власти, сохранялся принцип: жалованье руководителя не должна значительно превосходить оплату труда квалифицированного исполнителя, максимум в два-три раза. Может быть, поучиться у большевиков и ввести «капмаксимум»?

Не надо забывать: в капитализм мы шагнули не из темного феодализма и крепостничества, а из социализма с его пусть и небогатой, но достаточно справедливо по сравнению с сегодняшним днем устроенной жизнью. И тут вряд ли стоит рассчитывать на неведение тех, кто родился после 1991-го года. Семья — источник довольно точных исторических сведений, и, по моим наблюдениям, левые, даже просоветские взгляды все более популярны среди молодых.

— Девушка-студентка говорила на этом сборе, «Территория смыслов»: «У нас есть одно решение — революция. Мы не хотим революции, и тем не менее, она готова вспыхнуть, потому что нет никаких социальных гарантий, нам приходится работать по ночам, чтобы оплачивать якобы бесплатное образование…»

— Отсутствие справедливых стартовых условий и четко работающих социальных лифтов — это верный путь к нелояльности молодежи. У нас складывается откровенно кастовое общество. Куда ни придешь, тебе тут же расскажут о молодом оболтусе-начальнике, у которого где-то наверху сидит родня, она-то и отправила отпрыска на кормление в сытную структуру. Это становится бедствием, рискуя перерасти в «оболтусократию», причем на самом высоком уровне. Число управленцев, поставленных руководить сферой, в которой они ничего не смыслят, удручает. Речь идет о стадах «кормленцев» вместо управленцев. Это напоминает всероссийский призыв колченогих в балет. Махровое кумовство, по-научному, непотизм, — одна из главных примет современной России, особенно в субъектах федерации, где к тому же зреют гроздья межнациональных конфликтов. И вы хотите, чтобы обидчивая молодежь относилась к этому с пониманием? При Советской власти подобные проблемы, конечно, тоже имелись, зачем скрывать, но с ними пытались бороться с помощью рабфаков, комсомольских призывов в «закастеневшие» (от слова «каста») сферы, например, в дипкорпус или международную торговлю. А сейчас? Что-то давно ничего не слыхать про «президентскую тысячу»…

Иногда мне кажется, некие внутренние силы специально ссорят молодежь с властью. Но девушка, заметьте, все равно говорит: мы не хотим революции, студентка смутно понимает, что плодами переворота воспользуется не она, ей после новой разрушительной бузы не то что на ипотеку — на хлеб не хватит. Все надо будет заново отстраивать после очередной разрухи. Думающая молодежь подспудно сознает: буза, высокопарно именуемая революцией, лишь ухудшит положение в стране, если не разнесет ее в клочья. Но и власть в свою очередь не должна давать реальные поводы для разрушительных настроений ни молодым, и пожилым. Сытой исторической дремоты власти не простят.