Хедрик Смит - Русские

От знакомых американцев, встречавшихся после нашего отъезда с этой парой и передававших наши записки, мы узнали, что эта чета была страшно перепугана, услышав мое имя в передачах «Голоса Америки». Но теперь они это пережили и через тех же посредников посылают нам записки и сувениры.

Трагедия заключается не в том, что общение невозможно, а в том, что тратятся огромные усилия, чтобы ему помешать, так как власти стараются не допустить именно такие незапланированные и неконтролируемые контакты, причем их волнуют не возникающая дружба и чувства, а возможные при этом разоблачения. За время моего пребывания в Москве нескольких репортеров избили и содержали под кратковременным арестом за контакты с диссидентами и евреями. За большинством из нас временами вели слежку. Помню, как-то в столице Армении Ереване я разыскивал школьного учителя-армянина, родившегося в Америке, с которым однажды уже беседовали другие американские репортеры. Дело было утром, и я искал школу, где он работал. Я останавливал встречавшихся мне школьников и спрашивал у них дорогу. Случайно обернувшись, я увидел шагах в тридцати от меня человека в темном костюме, останавливавшего и расспрашивавшего каждого школьника, с которым я говорил. Я разыскал учителя перед началом занятий и спросил его, когда нам лучше всего встретиться. Очевидно, ему дорого обошлась предыдущая встреча с американскими журналистами, так как он ответил: «Лучше всего нам не встречаться вовсе».

Во время моего пребывания в Риге вместе с Майком Мак-Гуайром из «Чикаго Трибюн» за нами в течение трех дней следили с такой беззастенчивой откровенностью, что мы даже дали прозвища нашим филерам (Шеф, Коротыш, Ветеран) и наблюдали за тем, как они сменяются. В Москве я иногда замечал машины, едущие вслед за моей; однажды это делалось настолько неприкрыто, что Энн и дети видели, как на протяжении всей нашей поездки от дома до валютного продовольственного магазина люди в следующей за нами машине ехали, высунувшись из окон и не спуская с нас глаз. Помню армейского офицера, попавшегося на разговоре с нами в нашем купе и уведенного на допрос. А мы только делились с ним впечатлениями о Ленинграде.

Иногда на почве слежки или опасности сексуальной провокации со стороны агентов КГБ иностранцы доходят до того, что у них попросту развивается помешательство. Дипломаты любили повторять старые истории о советских femmes fatales [4] Роковые женщины (фр.) , что заставляло многих мужчин-иностранцев становиться сверхбдительными. Как-то в жалком ресторане при маленькой сибирской гостинице мне пришлось ужинать за одним столиком (единственное свободное место, которое я нашел) с тремя местными жительницами, которых только что покинули их русские кавалеры. Все три были навеселе, и им показалось забавным сидеть за одним столиком с американцем. Они были очень развязны. Во время разговора сидящая ближе ко мне пышноволосая молодая брюнетка хватала меня за руки, гладила мое колено и настаивала на том, чтобы я отправился с ними на какое-то ночное развлечение. Я начинал подумывать, не ловушка ли это. Вдруг кто-то хлопнул меня по плечу. Обернувшись, я увидел нависшего надо мной рослого армейского офицера. Он предложил мне выйти в коридор. «Так вот как это происходит!» — подумал я и, решив, что этот ресторан, полный свидетелей, наиболее безопасное для меня место, отказался выйти. Офицер настаивал, я продолжал отказываться. Девицы попытались от него отделаться — он не уходил. Присмотревшись к нему внимательнее, я увидел, что он тоже пьян, хотя и не так сильно, как женщины. Стремясь прекратить поднявшийся вокруг меня шум, я, в конце концов, согласился выйти с ним в вестибюль. Когда мы остались наедине, он повернулся ко мне, пожал руку и стал долго извиняться, как будто был виноват в моем невезении: я нарвался на местных проституток, и он настаивал, чтобы я ушел от этого столика. Он хотел только мне помочь. Мне оставалось лишь посмеяться над собственными страхами: этот человек менее всего походил на агента, желающего меня спровоцировать. Я не верю, что слежка за корреспондентами ведется постоянно и систематически. Со мной этого не было. Простейший метод слежки состоял в том, что, пока мы находились в Москве, мы почти все время были окружены советскими переводчиками, гидами и шоферами, а в поездки по стране вместе с нами отправлялись представители Министерства иностранных дел, Интуриста или Агентства печати «Новости».

Но даже и эта система изоляции иностранцев от русских, как показал мой опыт, отличается бюрократической неразберихой и неэффективностью, характерными и для других сторон советской действительности, и мы подолгу бывали предоставлены самим себе. Порой самые изощренные меры предосторожности, столь тщательно разработанные чиновниками советской службы безопасности, приводили к неприятным для них обратным результатам.

Майкл Перкс, корреспондент газеты «Балтимор сан», рассказывал мне о своей поездке в Уфу (город, расположенный в 1400 км восточнее Москвы), куда он отправился, чтобы написать о передвижной американской выставке и посмотреть, что собой представляет жизнь советской провинции. Ему было выдано разрешение всего на одни сутки, но когда он собрался возвращаться в Москву, в субботу вечером, в самолете Аэрофлота не оказалось ни одного свободного места. Это вызвало великий переполох, поскольку, несмотря на перегруженность рейсов Аэрофлота, нарушить требования безопасности и разрешить журналисту остаться в Уфе до следующего рейса, т. е. до понедельника, было просто недопустимо. Работники отдела безопасности аэропорта решили снять с рейса девять пассажиров, чтобы освободить место для одного Перкса. Почему девять? Из соображений безопасности. Перксу предложили занять центральное кресло в ряду, где было три места. Справа и слева от него кресла остались незанятыми, так же, как все места в рядах спереди и сзади. Несколько минут просидел он так в великолепном уединении, пока не удалились представители службы безопасности. Тут лишившиеся мест неудачники подняли невообразимый шум. Появилась одна из стюардесс и, забыв о проблемах безопасности, спросила, почему Перкс сидит совершенно один. Перкс ответил, что он этого не знает, а стюардесса, думавшая прежде всего о том, как бы ей утихомирить шумящую раздраженную толпу в проходе без промедления заполнила все свободные места. По одну сторону от Перкса села жена армейского полковника, по другую — жена инженера-нефтяника; обе разговаривали с ним всю дорогу до самой Москвы. Жена инженера жаловалась на то, что в уфимских магазинах мало товаров, а жена полковника поделилась своим счастьем: ее муж перешел, наконец, из десантных войск в бронетанковые, и это замечательно, потому что десантники вечно ломают себе руки и ноги и попадают в катастрофы. Обе женщины слышали об американской выставке, но не смогли туда попасть и просили Перкса рассказать им об американских машинах и товарах широкого потребления.