Константин Пахалюк - Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века

В справках НКВД после мая 1940 г. данные военнопленные либо не фигурируют, либо значатся как переданные из УПВ в распоряжение УНКВД соответствующих областей. В докладной записке заместителя наркома внутренних дел В. В. Чернышева и начальника УПВИ П. К. Сопруненко о наличии военнопленных и интернированных в лагерях НКВД есть подробные сведения обо всех польских военнопленных на 22 июня 1941 г. Поляков из рассматриваемых трех лагерей в ней нет [1008] . 14 587 военнопленных из трех лагерей появляются в справке Сопруненко «о военнопленных и интернированных военнослужащих быв[шей] польской армии» от июня 1941 г., где они значатся лишь как отправленные «в распоряжение УНКВД в апреле — мае 1940 г.» [1009]

В справке УПВИ от 03.12.1941 о бывших польских военнопленных, содержавшихся в лагерях НКВД с 1939 по 1941 г., интересующая нас группа появляется с тем же описанием, правда, используется исправленное число: «Отправлено в распоряжение УНКВД в апреле — мае 1940 г. через 1-й спецотдел 15 131 ч[еловек]» [1010] . Данная справка составлена в связи со встречей 03.12.1941 И. В. Сталина и В. М. Молотова с премьер-министром правительства Польши в изгнании В. Сикорским и командующим польской армией в СССР генералом В. Андерсом. Во время беседы был поднят вопрос о пропавших польских военнопленных. Польских представителей интересовали конкретно пропавшие поляки из трех лагерей. И. В. Сталин утверждал, что отпустили всех поляков, но «может быть, некоторые из них еще до освобождения куда-либо сбежали, например в Манчжурию» [1011] . Польский премьер-министр передал советской стороне список с примерно 4 тыс. имен пропавших поляков. И. В. Сталин поручил Л. П. Берии проверить его, в результате чего появилась записка Берии № 3105/б от 26.12.1941 с результатами проверки [1012] :

«В результате проведенной проверки представленного генералом Сикорским списка польских офицеров и полицейских, содержавшихся в Козельском, Старобельском и Осташковском лагерях военнопленных, на предмет выяснения местонахождения этих лиц установлено: из 3 825 человек по предоставленному поляками списку по учетам НКВД найдено 3 417 чел. Не найдено 408 человек.

Из числа найденных:

— 3 320 чел[овек] в соответствии с известным вам решением от 5 марта 1940 г.;

— 56 чел[овек] передано в польскую армию в период формирования польских частей;

— 33 чел[овека], преимущественно польских разведчика, до войны были затребованы из лагерей для ведения следствия в западные области УССР и БССР, и их местонахождение не известно;

— 5 чел[овек] арестованы за контрреволюционную деятельность за время пребывания в лагерях военнопленных и осуждены на различные сроки;

— 3 человека умерло».

Стоит подчеркнуть, что если бы была верна сталинская версия катынского дела, то в декабре 1941 г. Л. П. Берия должен был бы написать как минимум: «3 320 чел[овек] в соответствии с известным вам решением от 5 марта 1940 г. не эвакуированы, местонахождение неизвестно» либо конкретнее: «…расстреляны немцами». Ничего подобного мы здесь не видим. Более того, количество умерших естественной смертью за год работ в лагерях явно было бы больше, чем 3 человека на более чем 3 тыс. Таким образом, упомянутое в документе решение от 05.03.1940 не поддается «невинным» интерпретациям. 18 марта 1942 г. В. Андерс встретился с И. В. Сталиным и В. М. Молотовым в сопровождении Л. Окулицкого. В. М. Молотов сообщил, что «офицеры, указанные в предыдущем списке, на территории СССР не обнаружены», на что И. В. Сталин заявил, что «они ушли из СССР». На вопрос В. Андерса «Куда?» последовал ответ фактического главы советского государства: «Неизвестно <���…> Вам лучше знать» [1013] .

04.12.1943 начальник 2-го отдела УПВИ майор И. С. Денисов составил справку «о военнопленных поляках, содержащихся в лагерях НКВД в 1939— 41 гг.», где о пропавших поляках говорится: «Передано через 1-й спецотдел НКВД в распоряжение УНКВД областей, на территории которых были расположены лагеря — 15 131» [1014] . 01.11.1945 следующий начальник 2-го отдела А. Н. Бронников писал о 130 075 убывших поляках, среди них «передано в распоряжение УНКВД, на территории которых дислоцировались лагеря (через 1-й спецотдел НКВД СССР), 15 131» [1015] .

Итак, после мая 1940 г. около 15 тыс. военнопленных числились в сводной статистике Управления по делам военнопленных и интернированных лишь в качестве переданных через 1-й спецотдел НКВД в распоряжение УНКВД областей, после 1941 г. их число не изменялось, а в текущей статистике не числились вовсе; они значились как убывшие из распоряжения Управления. Это означает, что после мая 1940 г. эти польские граждане перестали быть военнопленными.

Однако мы уже видели, что в документации комиссии Бурденко утверждается, что местонахождение поляков устанавливается документацией УПВИ (в частности, рапортом Ветошникова и Сопруненко). Все свидетели (включая якобы одного из начальников лагерей военнопленных Ветошникова) говорят именно о военнопленных. О военнопленных говорят и якобы две записи в блокноте бургомистра Смоленска Б. Г. Меньшагина. При этом подложность этих двух строк подтверждается еще и письмом Б. З. Кобулова начальнику Главпура РККА А. С. Щербакову от 16.10.1943 с выпиской из меньшагинского блокнота [1016] , в которой на эти записи нет никакого намека — притом что как раз записи о катынских поляках были бы в тот момент гораздо важнее для Главпура, чем сведения о режиме для евреев и административных материях. Из всего этого следует, что заключения комиссии базировались на заведомо фальсифицированных советской стороной сведениях, включая фальшивые документы.

На этом проблемы с подлинностью данных советской комиссии не заканчиваются. Так, на основании показаний свидетелей она заявила, что «массовые расстрелы польских военнопленных в Катынском лесу производило немецкое военное учреждение, скрывавшееся под условным наименованием “штаб 537 строительного батальона”, во главе которого стояли оберст-лейтенант Арнес и его сотрудники — обер-лейтенант Рекст, лейтенант Хотт». Но мало того, что это был 537-й полк связи, а не строительный батальон, так к тому же точно задокументировано, что Ф. Аренс (не «Арнес») был откомандирован в него лишь 15.11.1941 (и принял командование 25.11.1941) [1017] . А об А. Беденке, который был командиром полка в означенный период, даже не упоминается.

Таким образом, существуют достаточные доказательства того, что советское сообщение содержит существенно фальсифицированные сведения и не может быть использовано для доказательства сталинской версии катынского дела.

Некоторые катынские негационисты, начиная с Ю. И. Мухина, сознавая проблему, которую для них представляет отсутствие поляков в системе УПВИ после весны 1940 г., предложили альтернативную гипотезу: вопреки официальным советским утверждениям, военнопленные были осуждены и содержались в отделениях ГУЛАГа, где использовались на принудительных работах, что советскому руководству будто надо было скрывать. Именно этим якобы объясняется полное исчезновение военнопленных трех конкретных лагерей из документации УПВИ и тот факт, что связь с ними оборвалась тогда же: «Но ведь мы знаем, что в те годы судебные приговоры в СССР сопровождались и наказанием в виде лишения права переписки» [1018] . Гипотеза эта будет подробно проанализирована далее, но уже сейчас можно сказать, что она, не объясняя на самом деле местонахождения польских граждан, создает лишь дополнительные проблемы. Во-первых, признается применение существенных фальсификаций советскими органами в катынском деле, что ведет к невозможности использования результатов советского расследования этого дела в качестве серьезного доказательства.