Константин Пахалюк - Трагедия войны. Гуманитарное измерение вооруженных конфликтов XX века

Во-вторых, гипотеза эта также несовместима с документами Российского государственного военного архива (далее — РГВА) и ЦА ФСБ. Уже упоминалась записка Л. П. Берии И. В. Сталину о проверке списка В. Андерса и В. Сикорского, которая опровергает советскую версию независимо от юридического статуса польских граждан. В уже процитированной справке П. К. Сопруненко от июня 1941 г. имеется категория «арестовано, осуждено, умерло и бежало за все время», в которой числятся 2 758 человек. Поляки из трех лагерей, будь они действительно осуждены, тоже должны были числиться в этой категории, но они перечислены отдельно.

Есть и соображения более общего характера, показывающие невероятность того, что поляки из трех лагерей были живы после мая 1940 г. Во-первых, полное отсутствие документов о них. Для сравнения: в РГВА хранятся тысячи документов об этих поляках до весны 1940 г.: разного рода сводки, отчеты, переписка — в общем, те массивы документов, которые и должны были отложиться на протяжении многих месяцев плена, документы, отражающие все стороны жизни. Но в архивах нет хоть каких-нибудь документов о том, что военнопленных куда-то направили после того, как они были переданы под расписку соответствующим УНКВД. Нет фундированного ответа на вопрос, что случилось с примерно 6,3 тыс. осташковскими поляками и примерно 3,8 тыс. старобельскими поляками после перевозки их в Калинин и Харьков. После войны их не оказалось в живых. Поляки искали пропавших товарищей как могли — посылали людей по СССР, тщательно опрашивали всех вернувшихся из плена соотечественников, составляли списки пропавших. Если бы тысячи поляков работали на дорогах в Смоленской области (не так далеко от границы), об этом, без всяких сомнений, из множества источников стало бы известно Андерсу, Сикорскому и другим. Офицер Ю. Чапский был в армии Андерса уполномоченным по розыску пропавших поляков из трех лагерей, в мемуарах он описывает все перипетии поисков, которые не дали никаких результатов [1019] .

Разговоры об «уничтожении всех документов» некими заговорщиками несерьезны. Во-первых, этому нет ни малейших доказательств, а значит и аргумент не может приниматься историками всерьез. Во-вторых, это неимоверной сложности задача: ведь неизвестно, не отложилась ли в каком-нибудь архиве, в каком-нибудь деле какая-нибудь бумажка, при обнаружении которой произошла бы полная расконспирация. Это значит, что в нескольких крупных архивах должны были орудовать высококвалифицированные бригады с одной лишь целью изъятия документов. При этом если надо изъять один документ из дела, это нельзя сделать просто так — листы пронумерованы, есть описи. И даже после всего этого успех не гарантирован. К тому же такая гигантская операция, безусловно, была бы засвидетельствована работниками архивов.

Не объясняет эта гипотеза и «мелочей» вроде процедуры передачи поляков в распоряжение УНКВД и нахождения польских захоронений не в случайных местах, а именно на территориях спецобъектов НКВД (в Козьих Горах, Пятихатках, Медном), использовавшихся и для захоронения советских жертв 1930-х гг. Не имело смысла передавать поляков в местные УНКВД и сначала везти их для этого за сотни километров из лагерей военнопленных в Харьков и Калинин, чтобы лишь затем перевезти под Смоленск (или еще куда-то). Нормального суда над ними не было, тройка или же ОСО работали со списками заочно, их решения осужденным объявили бы постфактум в рабочих лагерях [1020] . Тогда как перевозка их к местам дислокации уже действующих спецобъектов для захоронений (чтобы не организовывать новые) вполне логична. Список нестыковок можно продолжать долго [1021] .

Нет у отрицателей и сколько-нибудь доказательного ответа на простейший вопрос о том, кто именно из немцев расстреливал поляков в Катынском лесу. Иногда встречаются неясные намеки на причастность айнзацгрупп, потому что именно их было бы естественно привлечь к этому делу, а вовсе не строительный батальон или полк связи. Но сведения о таком расстреле, безусловно, появились бы в подробных регулярных отчетах этих бригад смерти. Соответствующие документы сохранились за интересующий нас период в полном объеме [1022] и затем были бы использованы советской стороной как неопровержимое документальное доказательство вины немцев. В отчетах подробно рассказывается об уничтожении евреев, коммунистов, партизан, но ни в одном из них нет никакого упоминания об уничтожении поляков около Смоленска.

Сумма перечисленных выше фактов иллюстрирует, почему для исторической науки на сегодня не существует каких-либо «версий» Катынского расстрела. Есть установленный факт расстрела НКВД весной 1940 г. по указанию Политбюро ЦК ВКП(б) под Смоленском, в Харькове и в Калинине, подтвержденный среди прочего:

• фактом полного исчезновения более 14 тыс. военнопленных из Козельского, Осташковского и Старобельского лагерей весной 1940 г. (эти военнопленные не фигурируют ни в сводной или частной статистике УПВИ, ни в сводной или частной статистике в фонде ГУЛАГа в Государственном архиве Российской Федерации);

• официальными советскими документами высшего (включая решение о расстреле) и среднего уровня;

• показаниями бывших чекистов, участвовавших в организации расстрельной акции;

• результатами официальных советско-польских и польских эксгумаций в 1990-х гг.

Главной военной прокуратурой Генеральной прокуратуры РФ официально признано убийство НКВД польских военнопленных в Катынском лесу. В одном официальном письме ГВП указывается [1023] : «В начале марта 1940 г. по результатам расследования уголовные дела переданы на рассмотрение внесудебному органу — тройке, которая рассмотрела уголовные дела в отношении 14 542 польских граждан (на территории РСФСР — 10 710 человек, на территории УССР — 3 832 человека), признала их виновными в совершении государственных преступлений и приняла решение об их расстреле. Следствием достоверно установлена гибель в результате исполнения решений тройки 1 803 польских военнопленных, установлена личность 22 из них».

Число 1 803 — это сумма 1 380 тел, эксгумированных комиссией Бурденко в Козьих Горах в 1944 г. [1024] , 13 тел там же в 1991 г., 243 тел в Медном под Калинином (Тверью) и 167 тел — в Пятихатках под Харьковом в 1991 г. То есть ГВП признала только советские и советско-польские эксгумации, проигнорировав эксгумации польские (тоже частичные).

Такое частичное признание, оставляющее обманчивое впечатление у неспециалистов, — иллюстрация двойственного официального подхода периода после 2000 г. (за исключением краткого периода после смоленской катастрофы 2010 г.): с одной стороны, не отрицается сам факт преступления, с другой стороны, заявления о нем формулируются так, чтобы релятивизировать или минимизировать его. Происходит своего рода подыгрывание катынским отрицателям, к рассмотрению основных аргументов которых мы переходим.