Коллектив авторов - Русские здесь: Фильм, помогающий Андропову

Трудно ли нам тут? Да, трудно. Такие ли мы, как показали нас в фильме ’’Русские здесь”? Нет, не такие!

А какие?

Подумайте сами: врачи приехавшие сюда без знания языка, без знания того, что им предстоит, сдают все эти чудовищные экзамены и становятся американскими врачами! Откуда в вас эти силы, друзья мои? Откуда этот железный напор, стальная воля, жизнеспособность, позволяющая вам на первых порах жить в убогих квартирах, к которым вы не привыкли, и долбить, долбить, долбить эти огромные фолианты на чужом языке, чтобы стать на свое место. На свое? Нет, на особое место в американском обществе, где врач — это врач!

Я думаю сейчас о докторе, моем друге, профессоре из Москвы. Он живет в Лос-Анжелесе. Он лечит американцев и русских эмигрантов. Он лечит моего папу. И маму. И покрикивает на них, когда они его не слушаются. В Москве он был крупным врачом. В Америке он стал крупным врачом. Он пробился через чудовищные трудности. Чье место он занял в своей новой жизни? Свое. Снимаю шляпу перед вами, доктор!

Я думаю еще об одном друге. Там он был начальником домостроительного комбината. Ну, кем может работать в Америке бывший начальник? Правильно, чернорабочим. Так он и делал. Жена его была зубным врачом. Что может делать здесь стоматолог из России? Правильно, мыть полы. Так она и делала в одном из домов для престарелых. Но мой друг копал землю и смотрел, как строят тут дома. А потом он бросил свою лопату и стал строить сам. Он построил три дома, которые даже по меркам Беверли Хиле, где живут звезды, — дворцы! Он их построил с такой инженерной изобретательностью, что со всех концов Америки к нему тянутся специалисты, чтобы посмотреть на это чудо. Потому что его дома висят на склоне горы. Как они висят, я не знаю, спросите у него сами. Но они — лучшее, что я видел в Америке, а я уже видел тысячи домов, богатых и бедных, ’’колониалс”, ’’сплите”, ’’рамблерс” и шмамблерс. Я видел все, а таких домов не видел. И мой друг стал ’’билдером”. А его жена купила тот дом для престарелых, где она мыла полы. И теперь они успешные американцы.

Я думаю о другом моем друге, кандидате экономических наук. Он приехал в Нью-Йорк и на следующий день испек пирожки с картошкой. Зачем? Он взял эти пирожки и пошел на кампус Колумбийского университета. Там он их продал с лотка. Он каждый день приходил туда и продавал пирожки, которые он выпекал. Наверное, его мама научила его этому, обычно московские ученые не очень сильны в этой части науки. И подзаработав на этом немного денег, он нанял двух теток, которые по его эскизу пошили пестрые фартучки, к радости студентов того же университета. Надо добавить, что мой друг утром продавал свою продукцию, а вечером его приглашали выступать в различных клубах, университетах и синагогах, где он рассказывал об экономике России и о положении евреев в СССР. На одной такой встрече к нему подошел старичок и сказал, что сдается ему, молодому человеку нужна работа. Пусть зайдет завтра в пять. Он торгует очками. Что-нибудь придумаем.

Другой бы сказал: торговать очками? С моими дипломами и амбициями? Да я в Москве был ого-го кем! Да на меня министры равнялись! Да я за руку был с самим Николаем Васильевичем! Да я...

Мой друг был нормальный человек, он так не рассуждал. Он знал, что у старика есть работа! И ровно в пять он был там. Старичок действительно торговал очками, но не в том смысле, что у него была лавочка в Бруклине и он нуждался в кандидате экономических наук, чтобы тот подметал ее после ухода хозяина. Он был хозяином крупнейшей оптической фирмы по оптовой продаже линз и оправ в США. А может быть, и во всем мире. Есть такие тихие старички, чаще всего из Витебской губернии.

Мой друг стал носить ящики в огромном складе. А потом пошел к старичку и сказал, что он носит и ставит ящики так, а надо бы их носить и ставить вот так. Старичок сказал: ’’Этого я и ждал от тебя”. И теперь мой друг вице-президент той очкастой фирмы. И жена его уже сдала все экзамены на врача и открыла свой офис. Русские здесь! Это они правильно говорят...

Был у меня в Москве товарищ. Он был хорошим инженером. Он давал Госплану и Совету министров свои рекомендации и предложения. Скажем, как выгоднее провести газопровод из точки А в Сибири в точку Б в Малаховке. Ему говорят: вы очумели? Это же десять миллиардов рублей! Вы знаете, что такое десять миллиардов? Он говорит: это десять в десятой степени. Его не интересовали их глупости, он занимался концепциями. Поэтому он им был не нужен. Он уехал в Техас. И стал изобретателем. Он изобретает те вещи, которые сберегут предпринимателям и фирмам миллионы долларов. И их покупают. И он скоро перевернет всю эту Америку, потому что идеи из него прут, как продукты из моего холодильника. А так, как он концептуалист, а по-нашему системщик, то ему все равно в какой области изобретать: в нефтяной ли, в угольной ли промышленности, в разведении бобров или в области солнечной энергии. Такой у него мозг. И ему есть что добавить к американской системе свободного предпринимательства. Мой товарищ и сейчас — один из самых успешных людей нашей эмиграции, а что будет завтра? Вот увидите, что будет...

К чему я вам рассказываю все эти истории? А вот к чему: я думаю о своей родине. Я думаю о том, что она потеряла, потеряла от ненависти к нам, от гнусного своего неприятия людей талантливых, решительных и творческих. Нынешние правители нашей родины думали, что вытеснив нас в эмиграцию, они тем самым обрекают нас на несчастье и неприкаянность, они надеялись, что мы никому не нужны в этом мире, что мир отторгнет нас. Ан нет, ребята! Я бы мог порассказать вам сотни историй, вроде вышеизложенных. Я вам еще расскажу о моем брате Мише, замечательном кинооператоре, бьющемся сейчас со всем Голливудом за свое место под киносолнцем, потому что это его призвание, и он своего добьется! Он сказал мне как-то: ’’Понимаешь, мы представляем собой некое физическое тело, помещенное в другую среду. Но мы уже здесь, и никуда они от этого не денутся. Им придется потесниться”. И с точки зрения физики, и с точки зрения здравого смысла он прав. По-моему.

Я расскажу вам и о других моих товарищах, знакомых и незнакомых, чьи успехи мне по сердцу. Чуть не забыл: всем тем, о ком я вам сегодня рассказал, — пятьдесят или чуть больше. Или меньше. Каково в этом возрасте шагать по жизни? Поэтому я не пишу о молодых — им и карты в руки!

И еще я думаю, что наш отъезд — удар по русской культуре. Той, которую мы так любили. И создавали. Потому что литературу делают читатели. Где теперь читатели? Театр — это зрители. Где теперь зрители? Для кого будет писать ваш любимый поэт? Ведь вас уже нет. Кто будет шептаться в фойе после просмотра в театре на Таганке? Ведь вас уже нет. Для кого будет стараться кинорежиссер Икс? Теперь над его фильмом будут ржать эти, ржущие в самых кровью сделанных местах. Ведь вас уже нет.