Виктор Точинов - Дорога к Мертвой горе, или Снова о группе Дятлова

Затем повернулся к Парамоше:

— А ты за девчонкой приглядывай. Накинь на нее что-нибудь еще и под ноги постели. Ни шагу от нее. Головой отвечаешь! И в снег закапываться не давай!

Парамоша кинул.

Рогов пошагал было вниз, но Микеша остановил:

— Погоди, Гешка. Как они шли, ты не ходи. В курумник влетишь, в лед, ноги поломаешь. Ты вот так иди, — он показал рукой, — а костер как увидишь, к нему забирай.

Костер грел плохо, почти совсем не грел, но Гося подкидывал и подкидывал в него дрова. Говорил, что от палатки огонь не увидят, а для Семена и Коли отличный ориентир.

Зина, уже не в первый раз, порывалась пойти в одиночку к палатке и все уладить, дескать, она и раньше бы смогла, если бы Русик не начал размахивать дурацкой финкой, а Буро не ударился бы в бега. Гося не пускал: забыла, дескать, что Рогов пристрелить любого обещал, кто без Коли и Семена вернется? Лицо его видела? А глаза? Пристрелит и глазом не моргнет. Хотя тебя, может, и не сразу. Для начала втроем изнасилуют.

Сашка его поддерживал: не надо, Зина, не ходи. Буратинчик в диспуте не участвовал, лежал у костра и тихо бредил. Ладно хоть вставать и бежать больше не порывался, обессилел.

Вернулся Юрка, бодрый и энергичный. Он вообще развил здесь, под кедром, кипучую деятельность. Лазал на дерево, ломал сучья на изрядной высоте, на ощупь собирал сушняк под снегом, не обращая внимания на свои разодранные окровавленные руки.

— Вставайте, не кисните! Я тут неподалеку в овраге местечко нашел — готовый вход в пещеру! Углубим, сверху лапником забросаем, отличная ночевка получится!

— Ладошками копать собрался? — апатично спросил Сашка.

Ему не хотелось куда-то идти и что-то делать. Еще накануне он повредил лодыжку, и после всех сегодняшних злоключений она болела нестерпимо. А теперь перестала болеть, и это было еще хуже. Обморожение, к бабке не ходи.

— Ладошками не надо, — сказал Юра. — Мы яму как бы вытопчем, своим весом снег утрамбуем. Я уже начал. Вставайте, пошли!

— А что ты тут раскомандовался-то? — злобно спросил Гося.

— Да потому что кто-то должен командовать! А других командиров у нас нет!

— Что?!

— Что слышал! Какое тебе слово повторить?! Что ты бездарь и докомандовался до того, что все мы в полной заднице? Повторяю: без-дарь! Теперь услышал?!

Гося аж подпрыгнул. Мгновенно оказался на ногах. Юра сжал кулаки.

— Прекратите! Нашли время!

Но Зину никто не слушал.

Гося медленно двинулся вокруг костра. Юра ждал его на месте, приняв боксерскую стойку. Причем вид у обоих был такой, словно они уже выдержали несколько раундов: синяки, царапины, ссадины. Путь через три гряды курумника, перемежавшиеся с лишенными снега наледями, всем обошелся дорого — падали не по одному разу, расшибались, ладно хоть никто шею не свернул.

Они стояли со сжатыми кулаками на расстоянии друг от друга в пару шагов, злые, взъерошенные, но никто, ни Юра, ни Гося, не бросался в драку первым.

Пауза затягивалась.

Может, постояли бы так, да и разошлись, прислушавшись к увещеваниям Сашки, — но Юра щедро плеснул бензина в огонь.

— Психуешь, что с Зиной не обломилось? Даже когда мы с ней разошлись?

Гося рванулся вперед с утробным низким воем. Пропустил удар по скуле — скользящий, не сильный. Сам ударил — от размашистого хука подшлемник слетел с головы Юры и, как на грех, свалился прямо в костер. Последовал обмен еще несколькими ударами, цели достигали далеко не все — и драчуны сошлись в клинче.

Сашка не знал, что можно сделать. Сунуться одному растаскивать двоих? — так прилетит шальной удар по зубам, вот и все. Разве что Зина…

— Стойте! — заорал он. — Прекратите! Зины нет! Ушла!

Пытка длилась много часов, или много лет, или много эпох — время потеряло для Люсьены всякое значение, а может, времени вовсе не осталось: его тоже сожрали чудовища, как сожрали всё и всех вокруг, и осталась только тьма, и чудовища в ней, они подбирались все ближе, их пасти дышали огнем, обжигали, кровавый пот лился по Люсьене ручьями, она пыталась спастись от испепеляющего жара — и не могла, потому что…

«Ты пришел отдать золото?»

…ей не позволяли, потому что у чудовищ были прислужники, и они были еще страшней, они выглядели как люди, но Люсьена точно знала: то лишь видимость, маски, дурные подделки под лица, и если схватить такое лицо, оно сморщится, сползет, как кожура со сваренной «в мундире» картофелины, и откроется…

«Я не брал ваше золото. Я отдам взамен деньги, сколько оно там стоит… И разойдемся бортами. Они спрятаны в палатке, сейчас вынесу».

…оскаленная пасть чудища, и покажутся выпученные лягушачьи глаза, налитые кровью, готовые лопнуть от переполняющей их крови, чужой высосанной крови — она все это точно знала, потому что чудища-оборотни притворялись людьми неумело, хоть и старательно, они даже пытались имитировать людскую речь, но получалось плохо, никакого смысла в издаваемых звуках не было, и Люсьена ненавидела тварей…

«Ты только дурного там внутри не надумай. Подружке вашей брат мозги по-любому вышибить успеет».

…и отдала бы все на свете, чтобы добраться хоть до одной и чтобы налитые высосанной кровью глаза лопнули под ее пальцами, — но у нее не осталось ничего и отдать она ничего не могла, и не было оружия — о, как она нуждалась в оружии! — а потом увидела кое-что, совсем рядом увидела, «кое-что» чуть не уткнулось ей в нос — увидела и поняла: судьба посылает шанс!

Семен начал расстегивать старый футляр от фотоаппарата, но Микеша покачал головой.

— Ты мне деньги не давай, пожалуй. Пусть Гешка решает. Как скажет, так и будет.

— Где он?

— Вниз ушел. Там ваши собрались. Ты посиди, подожди его.

— Ага, а они там на морозе в ящик сыграют. Не чувствуешь будто, как крепчает! Сам туда схожу.

— Вместе сходим, я покажу. Только ты вот первым шагай, пожалуй, а я сзади, и буду говорить, куда. Пошли?

— Погоди минуточку…

Семен снова исчез в палатке, вернулся с теплой курткой на овчине, укутал Люсьену, натянул ей капюшон. Прошептал, низко нагнувшись: «Потерпи, скоро все закончится».

Что из кармана исчез финский нож в ножнах, Семен обнаружил лишь позже — внизу, у кедра. Люсьена к тому времени уже закончила перерезать путы на ногах. Сделала это незаметно, под прикрытием овчинной куртки, и теперь поджидала удобный момент, чтобы прикончить оставшуюся в одиночестве тварь.

Путь к кедру по льду и камням был нелегким, у Зины до сих пор ныл правый бок, отшибленный тогда при падении. Но теперь, при возвращении, дорога вниз казалась легкой разминкой…

Теперь ветер дул в лицо, швырялся снегом, залеплявшим глаза. Зина почти ничего не видела и не подозревала, что пару минут назад разминулась с Русиком, попросту не увидела его, лежащего на снегу в нескольких метрах, а он был еще жив, еще дышал…