Виктор Точинов - Дорога к Мертвой горе, или Снова о группе Дятлова

Но тов. Ракитин продолжает нагнетать:

«Первый вопрос, который решается при исчезновении секретоносителя — это установление списка информационных материалов и документации, к которым тот имел допуск, с которыми работал или брал для ознакомления. Изучается формуляр секретной библиотеки, осматривается рабочее место, производится обыск по месту жительства, вскрываются связи…»

Можно предположить, даже не заглядывая в формуляр библиотеки, с какими документами работал «секретоноситель» и «секретный физик» Кривонищенко незадолго до похода. СНиПы он изучал, те их разделы, что касаются техники безопасности. ЧП случилось у Кривонищенко на работе.

Нет, не ядерный реактор забарахлил — работяга-строитель уронил металлическую деталь на ногу — дело закончилось переломом. И начальник пострадавшего, прораб Кривонищенко, получил строгий выговор с предупреждением — что предусматривало внеплановую проверку знаний по охране труда. Сомнений нет: за бесценные эти сведения любая разведка мира выложила бы много-много инвалюты и отправила бы на Северный Урал за ними лучших своих агентов. Но лежали СНиПы, тов. Ракитин, все-таки не в секретном фонде.

На одежде искали и обнаружили бета-активность, что указывает на ВУРС, на стронций-90, составлявший большую часть выброса радионуклидов при аварии на «Маяке». Альфа- и гамма-излучение у этого изотопа практически отсутствуют, и главный радиолог Свердловска Левашов их не обнаружил. На одежде Кривонищенко искали именно то, что следовало искать, учитывая то, откуда он приехал. А если бы прокуратура позабыла, откуда, — им бы напомнила строительная контора, где трудился Кривонищенко, трижды (!) присылавшая запросы о судьбе своего сотрудника.

Илл. 26. Фрагмент из затянувшейся аж до лета переписки между Свердловской облпрокуратурой и отделом кадров организации, где трудился Георгий Кривонищенко. Почему ответы прокуратуры не попадали в Челябинск-40 — одна из многих неясностей дятловской истории, никак не относящихся к загадке гибели туристов.

Так что и этот факт противоречит версии «контролируемой поставки». Стронций-90 (и ряд других изотопов, в меньшем количестве) — это отходы при производстве оружейного плутония. Именно они хранились в емкости, взорвавшейся во время аварии 1957 года на «Маяке», — аварии, породившей ВУРС, Восточно-Уральский радиоактивный след.

Утверждение Ракитина:

«Происхождение радиоактивных пятен на одежде также невозможно связать и с ВУРСом — в первые годы после аварии 1959 г. там была очень заметна гамма-активность и чистого бета- излучателя просто не могло быть», — показывает либо его некомпетентность, либо сознательное искажение им фактов в угоду своей теории (неправильную дату аварии, так и быть, спишем на опечатку, хотя опечатывается в датах Ракитин на удивление часто).

Большую часть выброса составлял стронций-90, на втором месте — цезий-137. Оба изотопа опасны именно бета-распадом, причем период полураспада у них долгий — десятилетия. Изотопами, порождающими гамма-излучение, «Маяк» тоже «облагодетельствовал» три соседствующие области, хоть и в меньшей степени. Но они — т. н. «короткоживущие», срок полураспада у них — считанные дни, а то и часы. Не дожили бы те изотопы до дятловского похода.

«Изотоп чистый, высокой концентрации, с довольно большим периодом полураспада и «жестким» бета-излучением», — сообщает нам тов. Ракитин, а позже повторяет: «У погибших оказались найдены три разнородных предмета одежды со следами некоего высокоактивного изотопа высокой чистоты», — и это опять-таки образец так называемого вранья.

Откуда у Алексея Ивановича информация о чистоте и концентрации изотопа? Из пальца? С потолка? Рептилоиды с Нибиру шифровкой сообщили? В акте физико-технической экспертизы ничего похожего нет. Наоборот, эксперт Левашов указывает, что определить и назвать изотоп он не может. Дословно:

«Отсутствие соответствующих приборов и условий в лаборатории не позволило провести радиохимический и спектрометрический анализ для определения химической структуры излучателя». (лист № 273 УД)

Таким образом, конкретный изотоп не назван. Что-то фонит, но что именно, определить эксперту нечем. И мы можем лишь предполагать с большой долей вероятности, что загрязнило одежду не чистое вещество, а смесь из стронция-90, цезия-137, церия-144, циркония-95 и др. — та, что загадила почву и воду после выброса на «Маяке».

Поздравляем вас, тов. Ракитин, соврамши.

Самое смешное, что за много-много страниц до того сам же Ракитин написал вот что, пересказывая результаты экспертизы: «Какой именно изотоп (или смесь изотопов) явился источником излучения неизвестно. Лабораторный датчик фиксировал бета-излучение, являвшееся следствием распадов атомов; альфа- и гамма-излучения обнаружены не были».

Написал и забыл о написанном, либо посчитал, что читатели позабудут, и вытащил не пойми откуда «изотоп высокой чистоты».

Передать ЦРУ одежду, загрязненную радиоактивным стронцием, — все равно что признаться: именно здесь мы клепаем начинку для атомных бомб. Желая дезинформировать врага, стоило бы загрязнить свитер и брюки чем-то иным. Например, соединениями радия-226 — забугорные супостаты, обнаружив высокий уровень не бета-, а альфа-излучения, сообразили бы: э-э-э, да они там делают световую массу постоянного действия для стрелок и циферблатов часов (и заодно — для циферблатов, стрелок и шкал всевозможных военных приборов). Глядишь, и вычеркнули бы Челябинск-40 из списка целей первого удара: СПД штука нужная, но по важности для оборонного потенциала с оружейным плутонием ее не сравнить.

И ракитинцы, и сторонники ракеты с ядерной начинкой любят указывать на странное совпадение дат: 27 мая завершилась физико-техническая экспертиза, а уже 28 мая уголовное дело дятловцев было прекращено и отправлено в архив. Ну неспроста же! Явно торчат уши КГБ, длинные, как у зайца! Или комитетчики волевым решением заставили прикрыть дело, или сами прокурорские испугались, сообразив, что невзначай влетели в чужую зону ответственности.

Ракитин пишет о том, что произошло после экспертизы:

«Теперь вопрос должен был стоять так: найдено объективное подтверждение существующей угрозы государственной безопасности, что делать?

Феерический ответ на него последовал незамедлительно — закрыть дело! 28 мая 1959 г. родилось постановление о прекращении следствия.

<���…>

Без комментариев. Читатели настоящего очерка способны сделать выводы самостоятельно».

Небольшая поправка: прежде чем читатели Алексея Ракитина начнут делать самостоятельные выводы, им стоит заглянуть в лист 340 все того же УД, где русским по белому написано: 30 апреля было принято постановление о продлении срока следствия.