Виктор Точинов - Дорога к Мертвой горе, или Снова о группе Дятлова

При этом зима — золотое время для лесорубов, в полном смысле слова: каждый погожий день на вес золота. Летом фронт работ гораздо меньше и хорошо заработать гораздо труднее: из многих лесных кварталов можно вывозить хлысты исключительно по зимникам, когда подморожены все топкие места и лесовозы не буксуют. Когда сходит снег, к тем кварталам технике не проехать, а на лошаденке «дедушки Славы» много ли увезешь?

Так что зима — главный сезон для лесорубов. Это общее правило, оно действует везде — хоть в Ленобласти, хоть в Коми, хоть на Урале, хоть в Сибири.

Лесорубы, просто так, песен ради, не вышедшие зимой на работу, — дикий нонсенс.

У Юрия Юдина жизненного опыта явно побольше, чем у Зины. И он понимает: что-то здесь не то происходит. Не бывает так, не должно быть. «Забастовка» — выдвигает Юрий предположение и пытается понять причину, пишет рядом — неуверенно, с вопросительным знаком: «Платят плохо?»

Конечно же, не было никакой забастовки. Случись действительно она, лесорубам было бы не до песен. В их барак немедленно прискакало бы все начальство, начиная от бригадиров и заканчивая Ряжневым: выгонять на работу, угрожать страшными карами, сулить скорейшую выплату задержанных денег и т. д.

Дело еще и в том, что лесоповал — это не просто толпа веселых работяг с топорами и бензопилами. В производственном процессе в немалом количестве задействована техника. Лесорубы поют песни со студентами, а на делянках в это время простаивают трелевочные трактора. Стоят с работающими двигателями, солярку понапрасну жгут. И лесовозы стоят, тоже с работающими двигателями, и тоже топливо уходит на ветер.

На «северах» зимой технику в советские годы не глушили. Потому что могла легко и просто заглохнуть до весны. (В наше время иначе: топливо стало дороже, а системы запуска совершеннее — и все равно, не так уж редко практикуют этот старый прием). Зимний день на севере короткий, и работу на лесосеках организовывали круглосуточную: две смены по 12 часов. Подтянуть к месту работ прожектора и дизель-генератор было дешевле, чем долгую ночь держать без дела лесовозы и трактора с работающими на холостом ходу двигателями.

Илл. 51. Трелевочный трактор ТДТ-40, использовавшийся на лесоповале во времена дятловцев. Электростартера не имел, зато имел большие проблемы с «холодным пуском». Заглушенный на морозе двигатель мог завестись только весной.

То есть лесорубы, поющие песни, — это не просто не срубленный лес и не выполненный план, это еще и впустую сгоревшее топливо в немалом объеме.

Но Ряжневу словно на всё это наплевать.

Может быть, в тот день приключился жуткий мороз, или буран, или что-то еще, не позволяющее рабочим отправиться на лесосеку? Тогда, действительно, можно и песни попеть.

Нет, на улице днем — комфортные минус восемь, ночью — минус семнадцать, ни снегопада, ни сильного ветра. Никаких оснований рабочим не выходить на работу и терять заработок, а Ряжневу столь индифферентно на это смотреть.

Любопытно, что на снимках, зафиксировавших отъезд дятловцев из поселка 41-го квартала, рабочие, певшие с дятловцами блатные песни и вышедшие их проводить, все как на подбор: молодые, рослые, плечистые. Ни одного задохлика, ни одного пожилого человека. Парни-дятловцы на их фоне выглядят далеко не шварценеггерами — и, дойди дело до драки (ну, а вдруг?), туристы не смогли бы одолеть этих крепышей и ценителей блатного шансона.

Выдвинем версию. Предположим, что Ряжневу в тот момент было наплевать и на план, и на бесполезный расход топлива.

Задачей номер один для него стала другая: дятловцы не должны раньше времени сунуться на Лозьву. Не должны — пока там не подготовятся к их прибытию, не уберут нечто, что совершенно не надо видеть чужакам.

Что же это за «нечто»?

Разберемся, не бином Ньютона, а пока отметим лишь одно: это самое «нечто» приносит Ряжневу деньги, и немалые. Такие, что он может не обращать внимания на угрозу плану (и получаемым за его выполнение премиям), может пообещать рабочим, что компенсирует все, что те потеряют, не выйдя на работу. А еще может делиться с кем-то из боссов районного, а то и областного масштаба — и оттого бесстрашно лгать на допросах в прокуратуре.

Ряжнев отдает приказ: собрать надежных людей, взять дятловцев под опеку и не выпускать из поселка до утра 28.01. Лучше оформить всё культурно и вежливо: дескать, покажите им все фильмы, что найдутся в клубе (и дятловцы действительно отсидели там три сеанса подряд), попойте песни, порассказывайте байки — делайте что хотите, но не выпускайте из поселка до срока. А не получится по-хорошему… ну… соберите тогда ребят, что покрепче, и действуйте по обстановке. Но две ночи туристы должны провести здесь.

Поручил он это человеку, которому верил как себе. Потому что дальше сам поблизости не мелькал, занялся другими делами — скорее всего, своими непосредственными обязанностями, пытаясь сманеврировать людьми и ресурсами, компенсировать потери от того, что приличное число подчиненных не вышло на работу. Ведь за проваленный план могут не только премии лишить. Могут и с должности вышибить, а такая перспектива Ряжнева никак не устраивала. Либо все было еще проще — Ряжнева, например, вызвали в Вижай на совещание, где он просидел до вечера, там же и заночевав.

В любом случае он уехал. А оставленный «на хозяйстве» человек поступил по-своему. Подкорректировал первоначальный план, не стал задерживать дятловцев на вторую ночь: сидят, поют, извелись от ожидания — и вдруг случилось чудо: лошадка освободилась, песни кончились — погрузились, поехали.

Планы, надо полагать, изменились оттого, что с Лозьвы поступил сигнал: закончили, все чисто. По рации поступил — телефонов там и тогда не водилось, вся связь была беспроводная: заполняли эфир морзянкой списанные из войск армейские радиостанции «Север»; на близких расстояниях использовались голосовые станции «А-7», но их штатским структурам приходилось уже «доставать» — мы помнит, что на деле означал этот милый советский эвфемизм.

Ряжнев действительно ошибся на допросе, но перепутал он не две группы туристов, а запланированные и реально состоявшиеся действия в отношении дятловцев.

Нагнетать интригу дальше смысла нет, все уже догадались, как звали того помощника, что подкорректировал приказ и выпустил группу в путь раньше, чем было запланировано.

Да, звали его Николай Григорьевич Огнев по прозвищу Борода.

С этим чрезвычайно интересным персонажем мы разберемся в следующей главе, а пока завершим разговор о Велюкевичусе.