Александр Горбачев - Не надо стесняться. История постсоветской поп-музыки в 169 песнях. 1991–2021 [litres]

За полгода до концерта я выступал на новогоднем корпоративе прямо в здании «Олимпийского» – наша гримерка была в фанбоксе. Я уже знал, что здесь мне предстоит скоро выступить. И я помню, как с большой эмоциональной аккуратностью открыл дверь бокса и вышел посмотреть на этот пустой стадион. Тревогу словил, мурашки – дикий симбиоз чувств. В ту минуту я понял эти масштабы. Он казался очень большим – а когда мы за три дня заехали туда, он почему-то показался меньше. Психологические игры, наверное: когда знаешь, что получилось собрать людей, он уже не страшит. Это как с городом Киевом. Когда только приехал, он кажется очень большим, – а когда пожил, походил, познакомился, он становится гораздо меньше, уже даже с тобой здороваются на улице.

У нас было два плунжера – это механизм, поднимающий артиста на сцену. Был электронный, который поднимался и опускался через пульт, и был физический способ – руками. Это должны были делать два человека в белых майках. Я на прогоне спросил: «Точно запомнили, когда появляемся?» Они: «Да!» Ну, супер. Я еще спросил: «А почему люди поднимают, почему не электроника?» И ребята, которые это все строили, сказали: «Потому что люди надежнее». Аргумент! Причем там же еще была история, что у нас весь свет упал, и мы не могли начать. И администратор, вместо того чтобы меня успокоить, честно объяснила: «Свет упал, ничего не работает». У меня все упало, как этот свет, и я ждал ее возвращения очень: «Ну что?» Она говорила: «Все ок, три минуты». И эти минуты длились как дни. «Ну что?» – «Две минуты». Я жду эту минуту, как год, – и слышу, как уже публика громко-громко шумит. Когда кричат 60 000 человек – это такая волна, которую даже под сценой чувствуешь. Я смотрю на нее, и она говорит: «Три минуты». То есть опять три – а я и так эти две еле пережил! И тут под сценой я замечаю человека – до сих пор не знаю, кто это был. На нем не было футболки работника сцены: он не из световиков, не инженер. Может, зритель пробрался под сцену посмотреть, что происходит? Сидел там, с таким интересом за всем наблюдал, и тут он видит меня, и такой: «Не переживай, все будет заебись». И он как-то вот взял – и меня переключил. Девочка прибегает, говорит: «Две минуты… Одна… Мы запускаемся».

И вот я заряжаюсь под этим плунжером, встаю на него; эти два человека в белых майках по бокам. Мы знаем, когда подниматься, наступает этот момент и… Они не поднимают меня (смеется)! Я такой: «Ребята?» Они берутся – и ничего. Плунжер заклинило. Начинается мегакипиш. Я должен был появляться о-о-очень медленно – но в итоге вылетел на сцену. Если смотреть запись концерта, видно мои глаза недоумевающие. А я только и думаю: «Что же нас ждет впереди?»

Самый крутой момент – это, конечно, появление вагона метро. Я выхожу на его крышу, он едет, вокруг взрываются все пиротехнические и световые «грибы» – и этот шум людей растет, потому что ты становишься ближе, выезжаешь к трибунам и окунаешься в это пространство. Со сцены все по-другому, а с вагона – как прыгнуть в океан. Только тогда начинаешь осознавать масштаб, и только тогда начинаешь кайфовать.

Чтобы стать первым артистом за годы независимости Украины, который собрал «Олимпийский» в Киеве, мы – не я, а вся команда – вкалывали, не покладая рук. Не обошлось без щепотки везения, конечно! Но в первую очередь этот концерт – результат грандиозного труда. Инсталляции, видео, звук, менеджмент, какие-то коммершлы, коллаборации – столько всего. Я надеюсь, что это не последний мой «Олимпийский». Странно говорить, что после «Олимпийского» больше ничего нет: есть и другой «Олимпийский» [московский]. Площадка, на которой можно такие штуки вытворять! Только бы добраться.

Возможно, самый яркий сюжет о культурной экономике позднего капитализма в его российском варианте: если раньше за деньги покупались эфиры и ротации, то теперь один поэт-песенник попросту скупил сами радиостанции и музыкальные телеканалы. Нефтяной миллиардер Михаил Гуцериев – вообще человек интересной судьбы: в 1990-е был вице-спикером Госдумы, в конце 2000-х сбежал за границу от уголовного дела, а потом вернулся и получил весь свой бизнес обратно. Первые песни на стихи бизнесмена начали появляться в эфирах в 2012 году. К настоящему времени труднее найти людей, которые бы не исполняли песни с текстами Гуцериева: от Кобзона до Буйнова, от Киркорова до Расторгуева, от группы «На-На» до Григория Лепса – отметились почти все завсегдатаи «Песни года», а сам Гуцериев регулярно признается старейшим российским поп-фестивалем поэтом года.

Такие творческие достижения поэта, вероятно, не в последнюю очередь связаны с тем, что Гуцериев владеет едва ли не большинством российских музыкальных радиостанций: Love Radio, «Дача», «Шансон», «Восток FM», «Русский хит» – и это еще не все. Почти безграничные – во всяком случае, в контексте музыкальной индустрии – финансовые возможности приносят бизнесмену-поэту почти безграничную любовь цеха: раздел «О поэте» на сайте продюсерского центра Гуцериева переполнен восторженными цитатами о его творчестве, интонационно напоминающими то ли письма товарищу Сталину, то ли музей «Поля чудес» (Михаил Шуфутинский: «Я сразу отметил поэтический дар Михаила Гуцериева. Сердце подсказало мне, что передо мной именно стихи, а не тексты песен с простым набором слов», – ну и так далее).

Как выяснилось в процессе подготовки этой книги, шарм Гуцериева обладает столь мощным эффектом, что затрагивает даже людей за пределами поп-индустрии. Лидер группы «Ногу свело!» Максим Покровский, написавший и исполнивший несколько песен на тексты Гуцериева (см., например, «Московские пробки»: “Мазды” зад прижал мне перед, льются брызги на капот»), сначала подробно рассказал о своем сотрудничестве с нефтяником, а затем после долгих переговоров сообщил, что готов дать согласие на публикацию только после того, как его прямую речь заверит сам Михаил Гуцериев. Времени у владельца «РуссНефти», к сожалению, не нашлось.

Представить себе современную российскую эстраду без Гуцериева трудно – впрочем, не менее трудно найти среди сотен песен на его стихи хоть что-то по-настоящему памятное. Драматическая баллада «Неделимые», исполненная Димой Биланом, – не лучше и не хуже других; добавляет размаха этой истории клип, в который каким-то образом попала американская модель, актриса и фемактивистка Эмили Ратаковски.

Денис Ковальский

композитор, саунд-продюсер

Однажды мне позвонили из офиса Гуцериева и попросили сделать трек, чтобы он подошел Диме Билану – потому что я знаю его стиль. Ну то есть в каком смысле «знаю стиль» – мы вместе его и придумывали в 2002–2003 годы. Мне прислали несколько текстов, я посмотрел стихи; что мне понравилось, то и выделил, – Михаил Сафарбекович дает в этом плане свободу. И написал «Неделимые». Он послушал демку, сказал: «Мне все нравится», – мы записали, ну и все, посотрудничали. Михаил Сафарбекович в процесс вообще не лезет, и это правильно: аранжировка должна быть такой, какая устраивает артиста – и только артиста. Он вообще талантливый человек – стихи интересные. Они, конечно, более глубокие, чем нужно для поп-музыки, но иногда для баллады может подойти и такое.