Александр Горбачев - Не надо стесняться. История постсоветской поп-музыки в 169 песнях. 1991–2021 [litres]

Расти в семье, где буквально все не просто знаменитости, а люди, внесшие колоссальный вклад в развитие культуры, первооткрыватели оперного и эстрадного жанра в стране, – это бесценный дар свыше. Каждый из моих дядей, мама, папа, бабушка и дед [164] – все они вдохнули в меня умение любить и ценить каждую прожитую секунду. Ни о каких комплексах, а тем более давлении, не может быть и речи. Каждый из них, безусловно, был предельно критичен – и ни в коей мере не преувеличивал мои возможности. Но меня никто не муштровал, навязчиво стоя надо мной, чтобы достичь безупречного результата. Впитывая, как губка, от каждого из них навыки актерского мастерства, вокала, хореографии и многого другого, я постепенно формировала свое мировоззрение. К четырем годам я уже четко знала свое истинное призвание.

Вся моя природа вопила о бунтарстве без каких-либо ограничений, правил и законов – поэтому все, что я пела в детстве, мне вовсе не приносило удовольствия. Мне хотелось рока! Сегодня, просматривая свои музыкальные видео из детства и юности, я вспоминаю то состояние неприятия, в котором я пребывала: мне не были по душе ни песни, ни внешний образ. Я жаждала той музыки, в которой я была бы в полной гармонии с собой. Мне было очень нелегко, так как приходилось делать все на автомате, – и как же хотелось получать удовольствие от того, о чем я грезила! К сожалению, в то время это не представлялось возможным. Парадоксально, конечно, что вот эти нелюбимые мною песни и мое автоматическое их исполнение восхищали массы до такой степени, что они слушали всё это с замиранием сердца и со слезами на глазах.

Повлиять на российскую поп-культуру, как мне кажется, невозможно. Собственно, и цели такой у меня никогда не было! Я не вгоняю свое творчество в стандартные жанры – и тем более рамки. Меня свыше наградили бесценным даром, который дается не каждому, а главная цель для меня – петь, а не заниматься эпатажем. Ну а как я влияю на кого-либо или на что-либо – тут решать, наверное, не мне.

В середине 2010-х российскую музыку меняют люди из Казахстана – и если Скриптонит демонстрирует неочевидные возможности хип-хопа, то бывший студент консерватории Джа Халиб задает правила для новой эстрады, которая тоже опирается прежде всего на речитативный жанр (еще один казах, Айсултан Сеитов, снимает им обоим клипы и стремительно становится международной звездой). «Лейла» помогает доформулировать канон того, что уже совсем скоро назовут кальян-рэпом: любовная лирика, ориентальная экзотика, мягкий бит, ранимо-мужественная мелодекламация – при этом песня куда более целомудренна, чем те, которые впоследствии будут брать с нее пример. Два года подряд альбомы Джа Халиба становятся самой успешной музыкой в российском Apple Music, а именно стриминги теперь определяют реальные котировки поп-звезд – и похожую музыку с прицелом на чарты и ротации начинают делать десятки людей.

Бахтияр Мамедов (Jah Khalib)

певец, автор песни

Я полюбил музыку благодаря старшему брату Санжару. Когда мне было 6–7 лет, он ставил жесткий рэпак – Onyx и DMX. Потом был знаковый момент, когда в 5 классе я с матерью попал на концерт Батырхана Шукенова, в прошлом солиста «А’Студио». Мама меня постоянно таскала по концертам – но Киркоров и Басков, на которых мы были, не нравились. И вот мы пришли на Батыра – а у него такой джем музыкальный. Казалось бы, ребенку 12 лет не понять таких тонких вещей, но я ощутил энергию. Он был очень солнечный: мне понравилось, что он и пел, и играл на саксофоне шикарно. Я сказал маме, что хочу заниматься саксофоном, – она отдала меня в музшколу. Это был 5 класс, а уже в 6 классе все стали носить футболки G-Unit и 50 Cent. Мы доставали их на барахолке – пацаны играли в гангстеров, все такие крутые. И мне кенты говорят: «А давай попробуем делать музыку».

Мы купили у Ghetto Dogs, родоначальников казахстанского рэпа (они как Bad Balance в России), болванку с программками для написания рэпа. Русик [Rusty], участник группы, запросил за нее колоссальные деньги, 2000 тенге – сто с чем-то баксов на тот момент. На этом диске была утилита, где можно инструменталы собирать из квадратиков, готовых лупов. И мы с пацанами стали у меня дома делать музло. Родители лояльно к этому относились: пусть лучше этим занимаются, чем курят или шляются где-то. Года два мы так записывались, пока пацаны не начали сливаться. А мне нравилось! Я спустя год скачал уже крутую программу, ACID Pro – в ней можно было самому сэмплы резать.

Ближе к 9–10 классу у отца случились проблемы с властями: рейдерским путем у него отжали бизнес, семья стала скитаться по квартирам. Денег не было – но я у отца попросил из нычки крупную сумму в долг на оборудование хоум-студии. Купил микрофон тысяч за пятнадцать, компрессор, звуковую карту. И начал записывать всех, кто на районе хотел быть рэпером. К концу школы я уже устроился на одну студию эстрадную: ровнял там вокалы, кого-то записывал. На первом курсе работал уже на другой студии – там я записал свой первый хит «SnD». А потом понеслось – «Твои сонные глаза», «Сжигая дотла»; стартовала карьера. Мы собрали команду, понеслись концерты по России и Украине. И в феврале 2016-го я возвращаюсь домой в Алматы и сажусь за первый альбом «Если че, я Баха».

На одну из студийных сессий ко мне приехал Болик Маквин, автор припева в песне «Лейла». Мы с ним в консерватории вместе учились – но тогда не особо общались. Помню, я в тот вечер сел работать где-то в шесть вечера – и до двенадцати писал разные аранжировки, но ничего не шло. Думал закругляться, но подтянулся Болик – и я предложил ему что-то наиграть. Он сел в будке студийной – и сразу накидал вступление к «Лейле». Оно, конечно, несложное для выпускника консерватории.

Я стал собирать аранжировку: докинул скрипки, бас. Фальцетный голос я взял из саундтрека фильма «Гладиатор», накинул на него реверберацию. Так мы нащупали то, что впоследствии станет стилем Джа Халиба – или тем, что хейтеры окрестят кальян-рэпом. Убитое название какое! Наше звучание – это комбинация элементов киношной музыки, каких-то серьезных тем, атмосферы исторических фильмов, мужественности.

Вторым референсом для «Лейлы» стала «Desert Rose» Стинга. Она начинается такими бедуинскими напевами – и мы решили поиграть в эту штуку. Болик зашел в будку и в ходе импровизации минуте на пятой выдал припев «Лейлы». Там не звучало имени, было просто «ла-ла-лэй-ла» – такой птичий язык. Он сам не понял, что в этом куске кроется, какая там энергия. Мы ничего не перезаписывали – так и оставили. Так это стало песней о Лейле. В ту же ночь ко мне приехал друг из Астаны: он уснул прямо на диване в студии, Болик уехал домой. Я за ночь написал куплеты, сразу их записал. Часов в шесть утра встает мой друг, я ему показываю песню – он был в шоке.