Григорий Брейтман - Преступный мир: Очерки из быта профессиональных преступников

Люди, вошедшие в тюрьму после случайно совершенного преступления, а не вследствие общей своей испорченности, и могущие после этого вполне осознавать свою вину, в тюрьме постепенно теряют это сознание. Многие чувства, как, например, стыд, который неизбежно должен проявляться в жизни среди честных людей, в тюрьме притупляются, они теряют свою остроту, тюремная школа приучает человека к сделкам с совестью, арестантская философия оставляет глубокий след в душе всякого человека; человек, склонный к нечестным поступкам, но все-таки борющийся и колеблющийся, попадая в тюрьму, сам закаляется. Все это, взятое вместе, главным образом создает профессиональных преступников, отдельный преступный мир.

В тюрьме при каждой камере имеется свой староста, который обязан блюсти интересы ее обитателей. Кроме того, над всеми камерами существует общий староста, с которым сносятся в случае нужды камерные старосты. Общий же староста входит уже в непосредственные сношения с тюремным начальством, и в такой постановке дела кроется одна из причин сравнительного порядка в тюрьме. С другой стороны, старосты несут известную ответственность перед тюремным начальством за происходящее в их камерах. Старосты выбираются самими арестантами общим голосом, и тогда все арестанты обязаны слушаться их, следовать их советам и т д. Избираются старосты из числа опытных, умных, обладающих сильными характерами, умеющих влиять на «шпану», разговаривать с ней, понимающих ее нужды. Таких арестанты называют в тюрьме «казаками» в отличие от «жиганов» — тюремного пролетариата, жалких нищих, безответных, униженных арестантами и унижающихся перед более сильными по натуре товарищами.

Затем, в тюрьме всегда преимущество отдается арестантами тем товарищам, которые больше находятся в заточении. Такими арестантами являются бродяги, «варнаки», не помнящие родства «Иваны», которые побывали и в Сибири, на каторге и чуть ли не во всех тюрьмах России, совершили множество побегов и т. д. Они чаще всего бывают «казаками», остальное коренное население тюрьмы относится к ним с почтением, они везде считаются хозяевами тюрем. Действительно, они здесь живут как у себя дома, потому что за стенами тюремного замка у них не может быть определенного угла, и затем — они не питают надежды когда-либо окончательно расстаться с тюремной жизнью. Они — главные носители традиций, тюремные старожилы, арестантская аристократия. Они с некоторой снисходительностью относятся к другим молодым арестантам и держатся с ними покровительственного тона. Их арестанты охотно выслушивают как людей, умудренных опытом, они — главные тюремные наставники, внедряющие в молодых еще арестантов тюремный дух. Они смотрят на тюрьму как на свое законное помещение, словно созданное специально для их беспечного существования.

Будучи полны массой впечатлений, вынесенных из многолетних скитаний, бродяги всегда крайне занимательны для арестантов, которые дорожат их рассказами. Нередко, если оказывается особенно искусный рассказчик, арестанты собирают известную сумму и платят ему за какое-либо интересное повествование. Такие тюремные идиллии можно наблюдать в особенности в длинные, скучные, тоскливые вечера. На нарах вокруг старого бродяги, затаив дыхание, лежат и сидят в разных позах арестанты при тусклом свете камерной лампы и слушают внимательно рассказ старика. Охотнее всего любят арестанты рассказы о Сибири, каторге, побегах и тайге, полной приключений жизни бродяги. Злобой загораются глаза арестантов и бледнеют их лица при рассказе старика об обращении сибирских крестьян с беглыми, о кровавой расправе, учиняемой над ними без нужды, популярном среди них восклицании сибирского охотника на беглецов: «Сучка благословенная, лови варнака проклятого!» Обида и горечь слышатся в голосе рассказывающего старого бродяги — человека ниже собаки ставят. И негодуют будущие и настоящие бродяги, убийцы и грабители, горько им за страдающую братию, которую в далекой Сибири без пощады убивают в тайге, загрызают собаки, никто не считает за людей.

Бродяги царят в тюрьме, она для них уже давно потеряла смысл наказания, это — каста изуродованных душевно людей, для которых нет будущего, а прошлое они давно отвергли и стараются не вспоминать о нем. У них нет родины, родителей, семьи; они ни о ком не заботятся, для них не существует настоящее, а кроме тайны их преступного прошлого, о которой они не говорят, их привязывает к тюрьме еще боязнь борьбы за существование, неизбежной для каждого из них, лишь они посмеют очутиться за стенами тюрьмы, на свободе. Создавши себе исключительное положение в тюрьме, бродяги имеют большое влияние на начавших только что преступное свое поприще арестантов. Они, так сказать, «шлифуют» каждого новичка; всякие вопросы арестантской жизни находят отклик среди бродяг. Они вводят арестанта в курс тюремной жизни и постепенно примиряют человека с его новым положением. Их философия часто успокаивает людей, которые предаются сильному отчаянию на первых порах, их оптимизм иногда имеет огромное влияние на душевный переворот, происходящий в молодом арестанте.

Как и везде на свете, в тюрьме большую роль играют деньги, и на каждого нового члена, входящего в камеру, арестанты прежде всего смотрят как на субъекта, из которого на первых порах можно и нужно извлечь какую-либо материальную пользу. Они сейчас же угадывают человека при деньгах или имеющего возможность добывать их извне. Если в тюрьме появляется новый человек, которого нужно принять, арестанты, констатировав, что он при «бабках», встречают его очень любезно, ухаживают за ним, дают ему лучшее арестантское платье — одним словом, принимают его как «барина», в особенности если новый арестант действительно принадлежит к более или менее интеллигентным людям. Деньги, делаемые таким «барином» в достаточном количестве, идут на нужды всей камеры, и благодаря этому «барину» причиняется мало умышленных беспокойств от арестантов. Другое дело, если появляется человек, у которого незаметно обилия денег и его следует «нажать». Конечно, это касается людей, прежде не бывавших в тюрьме, сильно удрученных своим новым положением и не присяжных членов преступного мира. Появившись в тюрьме, такой новый тюремный житель находится, как в тумане, — он обуреваем наплывом разных чувств: он ощущает страх, неловкость, он, наконец, в сильном горе. Пока он дойдет до конторы, то опросы караульных и надзирателей и лязг засовов нескольких ворот производят уже на него сильное впечатление. Это самый ужасный и памятный момент в жизни каждого арестанта. И вот к нему подходят находящиеся при конторе арестанты и дают ему арестантское платье, специально выбранное для вышеописанного типа. Шаровары, рубаха, шинель, коты такого вида и состояния, что ясно доказывают их очень старое происхождение. Они необыкновенно грязны, все в заплатах и, по-видимому, облекали не один десяток арестантских тел, так что бедного новичка при виде такого гардероба охватывает сильное омерзение. Его поспешно наряжают в новое одеяние, и не успеет он опомниться, как он уже «готов». Он стоит в замешательстве, не зная, что делать: шаровары оказались без тесьмы у пояса, и, чтобы они не сползали с него, ему приходится придерживать их одной рукой. В другой руке у него шапка, которую он боится надеть.