Павел Щеголев - Охранники, агенты, палачи

В октябре 1903 года Мануйлов сообщил Департаменту, что он, согласно приказанию директора, вошел в переговоры с римским журналистом Белэном, который за вознаграждение в 200 франков в месяц согласился снабжать его сведениями обо всем, что происходит в итальянских социалистических кружках и в редакции газеты «Avantі», и что, кроме того, польский журналист Домбровский выразил согласие за вознаграждение в размере 500 франков в месяц давать сведения из сфер, сопричастных к журналу «Еигорёе». Вследствие сего последовало ассигнование дополнительного кредита в размере 700 франков в месяц.

От «занятий журналистикой» Мануйлов перешел к работам в области международного шпионажа, и здесь его успехи достигли своего апогея. Но и в это время, и позже он не оставлял в покое литературы. Забегая несколько вперед и нарушая хронологию, доскажем здесь о его литературных происках.

В 1904–1905 гг. в распоряжение Мануйлова было отпущено на субсидирование иностранных газет 16 000 франков. Для той же цели Мануйлову было дополнительно отпущено еще 2200 франков.

Наконец, Мануйлов своей «литературой» становится известен бывшему императору: «Согласно личному распоряжению государя императора, — рассказывает Мануйлов, — мне было поручено издавать в Париже газету «La Revue russe», на каковое издание выдавались суммы по особому приказу государя. Я после трех или четырех месяцев издания увидел бесцельность такого издания, и по моему докладу журнал был закрыт».

Когда Мануйлов был не у дел и просил работы у П. А. Столыпина, последний направил его к своему товарищу А. А. Макарову, а Макаров предложил ему заняться приисканием агентуры среди журналистов. «Несколько дней спустя, — повествует Мануйлов в не раз цитированном нами письме, — я исполнил приказание и приобрел двух агентов (они работают и посейчас) [161]. Затем Александр Александрович Макаров приказал мне войти в сношение с подполковником Невражи-ным и назвать ему тех агентов, которые были мною найдены. Я счел долгом выполнить приказание Александра Александровича и представил Невражину своих сотрудников. Во время моей работы с Невражиным я был командирован в Париж и там устроил издание книги «Правда о кадетах», напечатав ее в «Nouvelle Revue».

Получив вкус к литературе, Мануйлов отдал ей много времени, когда отошел или, вернее, был отстранен от работы для Департамента полиции. Это было много позднее — когда Иван Федорович много писал в «Новом времени» и «Вечернем времени». Но о литературной, в узком смысле слова, деятельности его мы говорить не будем, а возвратимся теперь к расцвету его деятельности. Пока же отметим один учиненный в Париже ловкий ход Мануйлова, принесший ему впоследствии весьма заслуженные плоды. Интересен этот ход и потому, что рисует еще одну характерную сторону Рокамболя — его страсть к интриге ради интриги и к предательству ради предательства. Взысканный милостями всесильного Плеве и целиком зависевший от него, он, ради удовлетворения этой своей страсти, не задумался выдать своего патрона посетившему в 1903 году Париж С. Ю. Витте [162], находившемуся к тому же в то время в полной опале.

Вот что рассказывает об этом сам Витте: «Во время моего пребывания в Париже как-то ко мне зашел некто Мануйлов, один из духовных сыновей редактора «Гражданина» князя Мещерского [163], назначенный Плеве после Рачковского [164]в Париж по секретным делам, чтобы сказать мне, чтобы я на него не гневался, если узнаю, что за мною следят тайные агенты. Это, мол, не его тайные агенты, а плевенские, — сопровождавшие меня прямо из Петербурга.

И действительно, на другой день некоторые члены французского министерства сообщили мне через третье лицо, что за мною следят русские филеры. Когда затем я начал обращать внимание, то и я заметил их, и, вернувшись в Петербург, благодарил Плеве за заботу о моей безопасности, что немало его сконфузило».

Русско-японская война открыла горизонты перед жадными взорами Мануйлова. Наблюдение за римскокатоликами, возня с прессой, — все это были мелочи в сравнении с деятельностью в сфере военного шпионажа, да еще в период войны. Разведки, контрразведки окружены были глубокой тайной и оплачивались крайне высоко.

Не прекращая забот о прессе и получая из Департамента общих дел и Департамента полиции специально на прессу до 9000 рублей ежегодно, Мануйлов устремился к организации специально военного шпионажа. Департаментская справка следующим образом излагает его деятельность.

«С начала военных действий в Японии против нашего отечества Мануйловым была учреждена непосредственная внутренняя агентура при японских миссиях в Гааге, Лондоне и Париже, с отпуском ему на сие 15 820 рублей; благодаря сему представилось возможным, наблюдая за корреспонденцией миссий, получить должное освещение настроений и намерений нашего врага; кроме того, Мануйлову удалось получить часть японского дипломатического шифра и осведомляться таким образом о содержании всех японских дипломатических сношений; этим путем были получены указания на замысел Японии причинить повреждение судам второй эскадры на пути следования на восток. По возвращении в Россию Мануйлов получил от Департамента поручение организовать специальное отделение розыска по международному шпионству и наблюдение за прибывающими в столицу представителями некоторых держав, сочувствовавших Японии. Энергичная деятельность Мануйлова дала вскоре же осведомленность в отношении английского, американского, китайского и шведского представителей, причем Мануйлов даже сумел проникнуть в тайну их дипломатических сношений, а равно организовал агентуру при турецком посольстве.

В октябре 1904 года, ввиду полученных указаний, что Вена, Стокгольм и Антверпен являются центрами японской военно-разведочной организации, Департаментом было признано полезным учредить, через посредство Мануйлова, в этих городах наблюдение, на что Мануйлову и было отпущено первоначально 770 франков, а затем 800 франков и, наконец, ежемесячно по 5550 франков».

Ввиду всего этого Мануйлову было исходатайствовано пожалование ордена святого Владимира 4-й степени. Уж не знаем, в какой связи с его деятельностью находится последовавшее в 1905 году соизволение на принятие и ношение Мануйловым испанского ордена Изабеллы католической.

Сам Мануйлов рассказывает следующее о своей «военной» деятельности:

«Проживая в Париже, я имел возможность получать сведения о шпионских происках в России, и, когда я вернулся в Петербург, я доложил директору Департамента полиции о необходимости организации для борьбы с международным шпионажем, направленным против нашего правительства. Мой проект был одобрен в то время министром внутренних дел, и мне было поручено организовать особое отделение при Департаменте. Основная задача отделения, кроме наблюдения чисто полицейского за шпионами, сводилась к получению агентурным путем шифров иностранных государств. В самое короткое время мною были получены дипломатические шифры следующих государств: Америки, Китая, Болгарии, Румынии. Благодаря этим шифрам, все отправляемые и получаемые телеграммы разбирались в Департаменте полиции и представлялись его императорскому величеству. Во время войны мне было приказано достать шифр японского государства. С этой целью я, заручившись агентом, отправился в Гаагу и после страшных усилий, рискуя своей жизнью (фотографии шифра снимались в квартире посольского лакея, на краю города), я получил шифр японцев. За этот шифр было уплачено, вместе со всеми фотографиями (шифр представлял две огромные книги), 3 1/2 тысячи рублей — 8000 франков или 9000 франков, сейчас точно не помню. Если бы я хотел быть корыстным, то в то время я мог бы получить огромную сумму, но мне не могло и прийти в голову подобное соображение. Я был искренне счастлив, что мне удалось в такой серьезный момент выполнить такое важное поручение, а между тем нашлись люди, которые распространили гнусные слухи о том, что я получил за это дело 50 тысяч рублей. Затем я достал возможность получения германского шифра (я заручился согласием служащего германского посольства в Мадриде), и это дело не было выполнено исключительно по преступной небрежности покойного директора Департамента полиции Коваленского, который на все мои по сему поводу доклады не считал даже нужным что-либо предпринять. В бытность директора Департамента полиции Коваленского было и другое дело, которое может служить прекрасной характеристикой халатности, которую проявлял Департамент. Я получил письма военного агента Японии Акаши, который переписывался с группой финляндских революционеров и с армянскими террористами. Из этой переписки было видно, что японцы дают деньги на организацию московского вооруженного восстания, и при помощи их революционеры снаряжают пароход с оружием, который должен быть отправлен в Финляндию. Я по этому поводу писал, телеграфировал, но не получал надлежащих указаний. В конце концов было отправлено судно «Джон Крафтон», и если бы оно случайно не наскочило на камни, революционеры получили бы громадный транспорт оружия и динамита. Все это имеется в Департаменте, и пусть посмотрят мои доклады, которые подтвердят, что я имел все сведения, которые не были использованы Департаментом. Эта страница деятельности Департамента достойна внимания. Она могла стоить очень дорого.