Валентина Краскова - Преступления за кремлевской стеной

Алексей уже тогда вел достаточно громкие дела, пропадая на службе с утра до ночи. Когда сыну исполнилось полтора года, Татьяна тоже вышла на работу. Была квартира, машина, хорошая дача… Рядом — близкие и друзья. В 1989 году Алексею предложили работу в Москве. Татьяне очень не хотелось бросать все и ехать в суматошную столицу. И в течение года муж жил в московском общежитии, а она брала дни за свой счет и летала на свидания. Потом дали квартиру в Переделкино, и семья Ильюшенко, распродав красноярское имущество, переселилась.

И началось восхождение. Честолюбивый, бескомпромиссный Ильюшенко работал на износ и, как всякий уважающий себя мужчина, стремился к высотам. Тем более что в крепости своего тыла был уверен: жена не упрекала в вечном отсутствии, нехватке внимания.

— Мы за эти годы в отпуске вместе были один раз, в Сочи. Но, по-моему, у настоящего мужчины иначе быть не может. Знаете, как говорят: за мужем как за каменной стеной. У меня всегда было это чувство… До тех пор, пока все это не случилось.

— Как вы отнеслись к его назначению и. о. Генерального прокурора?

— Меня просто поставили перед фактом. Если бы я могла влиять на Алексея в принятии важных решений, я бы сделала все, чтобы он не «ходил во власть». Но он все решает сам, и, насколько я понимаю, предложение исходило от человека, которому он не мог отказать.

— Деньги и власть сильно меняют людей, и не в лучшую сторону…

— Не для всех это верно. Муж, по-моему, нисколько не изменился. И потом, никаких астрономических изменений в нашем материальном положении не произошло, хотя многие — с подачи журналистов — уверены в обратном. Мы оба много работали, я — юристом в коммерческих структурах. В те времена, когда средняя зарплата была 120 рублей, я получала 800. Поэтому не было внезапно свалившегося богатства. А власть… Лично я присутствовала всего на нескольких встречах «в верхах», только тогда, когда это было положено по протоколу.

— Женская интуиция не подсказывала вам, что все может закончиться так печально?

— Я знала, что этот пост не пожизненный. Зная трудный характер мужа, была готова к тому, что могут снять. Понимаете, он очень требователен к людям, но и к себе — тоже. Достаточно строг. Я знала, что есть какие-то конфликты. Но когда пришли с арестом, с обыском… Просто шок испытала, не могла поверить, что все это происходит с нами. Можете себе представить: понятые — соседи по дому. Опись имущества. Доходило до идиотизма: считали, сколько стоят наши унитазы, плитка… Осматривали дверные ручки — не открутил ли их Ильюшенко в Генпрокуратуре. Забрали телевизор, видеомагнитофон. Проверили биографии чуть ли не с детского сада. Подсчитывали наши доходы и сверяли со стоимостью вещей. На это, говорят, не заработали, откуда деньги? Но мы и в Москву не нищие приехали, и много работали всю жизнь. Теперь я декларирую доходы — чуть ли не насильно декларацию впихиваю, хотя у меня одно место работы, могла бы не нервничать. Но просто боюсь… Тем более для меня очевидно, что дело сфабриковано, что мужа просто подставили, когда он стал неугоден.

— Как вы считаете, чем закончится дело?

— Если будет объективный суд, его оправдают. Но я боюсь, что устроят показательную порку. Некоторые участвующие в деле люди открытым текстом говорят, что лягут костьми, но не выпустят его. Советуют подыскать нового мужа… Мера пресечения о многом говорит: у нас, наверное, только убийц могут под подписку о невыезде освобождать. Но я верю, что все кончится благополучно. Понимаете, мой муж никогда в жизни не сделал бы ничего, что нанесло бы ущерб стране.

— А что будет, когда все закончится, — вернетесь в Красноярск, на родину?

— Нет, все же здесь — дом, работа, школа… Как-то будем жить. Поначалу я растерялась. Мне раньше говорили, что меня от демократии лечить надо. Я и сейчас альтернативы не вижу, но хочется законности и уверенности в будущем.

— Что за это время было для вас страшнее всего?

— Не знаю. Первый момент, когда словно гора на плечи рухнула. Не понимала, что делать, куда бежать. Долго боялась даже в подъезд выйти, смотреть людям в глаза.

А потом я почувствовала, что друзья — рядом. Причем появились и новые, поддержавшие в самый сложный момент. Конечно, многие из тех, кого мы считали близкими знакомыми, испарились в одночасье — это естественно.

Очень трудно было родителям, Алешина мама долго болела…

Я очень переживала, как перенесет это сын. Десятилетнему ребенку трудно объяснить. Но Коля все понял и как-то сразу повзрослел, что ли. Видел, как тяжело мне, и стал просто маленьким мужичком.

Очень трудно было читать газеты, тем более большая часть написанного — неправда. Я, оказывается, обладала правом первой подписи в фирме Петра Янчева, жила в Швейцарии… Семейный криминальный бизнес, в общем. А я работала юристом в банке, правда, устроилась действительно по знакомству — а как иначе? И в Швейцарию только собиралась, слава богу. не успела. Мне предложили интересную работу с хорошей зарплатой. Отказаться было бы глупо. Но ничего противозаконного в жизни не делали ни я, ни Алексей.

— Вы так уверены в муже?

— Конечно. Ни секунды никогда в нем не сомневалась.

— Что сейчас зависит от вас?

— Все. Я знаю, что муж все выдержит, не сломается. И мне приходится быть сильной, не расслабляться. Работаю, вожу сына в школу, на музыку, в секцию. В общем, стараюсь дать ему все, что возможно. Дважды в месяц собираю передачи в тюрьму.

— А свидания?

— Несколько раз были. Но Алексей запрещает мне ездить в Лефортово. Он считает, что очень унизительно общаться через стекло в присутствии надзирателей. И боится за меня, за сына.

— Когда вы виделись в последний раз?

— Осенью.

— Как вам удается переживать это?

— Я вообще фаталистка, считаю, что выпавшие на долю испытания нужно переносить: суждено, никуда не денешься. А в последнее время живу, как Скарлетт О’Хара, по принципу: «Я подумаю об этом завтра». Бегу, бегу…

В каждой области жизни существуют свои правила игры. Вступающие в круг обязаны безоговорочно принять их. Идешь во власть — будь готов к публичной славе и почти неизбежному последующему позору. Не зарекайся от сумы и тюрьмы. Те, кто вчера просил поддержать и давал указания, сегодня обвинят в чем угодно и в лучшем случае равнодушно отвернутся. Для того чтобы посадить за решетку любого чиновника, достаточно пару месяцев прослушивать его телефонные разговоры. И у нас никого не сажают без команды свыше. Где короли, где пешки?.. Такие вот игры.

Мужчины безропотно и даже с удовольствием играют в них, расплачиваясь потом свободой, здоровьем, жизнью.

Но, может быть, им стоит иногда прислушаться к своим женщинам? Ведь именно им достается «горькое похмелье».