Валентина Краскова - Преступления за кремлевской стеной

«Суд приговорил Дремлюгу В. А. к трем годам, Делоне В. Н. — к двум годам и десяти месяцам лишения свободы; Литвинова П. М. — к пяти годам, Богораз Л. И. — к четырем годам и Бабицкого К. И. — к трем годам ссылки.

Подсудимые получили свое. Получили по заслугам. Находившиеся в зале представители общественности Москвы с одобрением встретили приговор суда. Пусть наказание… послужит серьезным уроком для тех, кто, может быть, еще думает, что нарушение общественного порядка может сходить с рук. Не выйдет!» (А. Смирнов, «Вечерняя Москва», 12 октября 1968 года.)

Приговор был странный: статья, по которой судили демонстрантов, не предусматривала ссылки.

Верховный суд РСФСР подтвердил все вынесенные приговоры.

Виктору Файнбергу, а впоследствии и Наталье Горбаневской другие суды «назначили» принудительное психиатрическое лечение — приговор, едва ли не более жестокий, чем лагерь. Освободившись, оба в разное время покинули страну, ныне живут во Франции. Вадим Делоне, отбыв срок, вышел на свободу, но тут арестовали его жену. Ирину Белогородскую. Платой за ее свободу была совместная эмиграция. Он умер в Париже 35 лет от роду. Владимир Дремлюга получил в лагере второй срок, освободился, уехал в США. В США живет и Павел Литвинов. Лариса Богораз и Константин Бабицкий проживают в Москве.

Демонстрация на Красной площади была актом отчаяния. Отчаяния такой глубины и силы, что оно перевесило, превозмогло страх перед оскорблениями, побоями, тюрьмой. Они были и остались очень разными людьми, но в те августовские дни одно и то же чувство объединило их. Они вышли на площадь не потому, что рассчитывали что-либо изменить, а именно потому, что никакой надежды на это уже не было.

«Не ругайте нас, как все нас сейчас ругают. Каждый из нас сам по себе так решил, потому что невозможно стало жить и дышать». Эти слова Л. Богораз написала 25 августа 1968 года. «И не пишите о нас, как о героях, мы были обычными людьми», — добавляет она 21 год спустя.

Заговор — тайное планирование соответствующих действий, направленных на достижение целей, осуществление которых законным путем невозможно.

Заговоры — теневая сторона политики.

Заговорщикам редко доводится пожинать плоды своих заговоров. Почему? По разным причинам. А самая главная причина заключается в том, что заговорщики не могут предусмотреть все последствия своих собственных действий.

Во всяком правиле есть исключения. Так, Леонид Брежнев не только пожал плод заговора, но и правил огромной страной до конца дней своих. Но было ли это правление столь простым и благополучным?

Историк и экономист Георгий Арбатов вспоминал. «Смещение Н. С. Хрущева в октябре 1964 года я считаю самым настоящим «дворцовым переворотом». После того, как вызванного из отпуска Хрущева на Президиуме ЦК заставили подать в отставку. Пленум ЦК КПСС был призван лишь утвердить решение и придать ему видимость законности. При этом произошла очень странная вещь, о которой я не раз потом думал. В партии и стране практически не ощущалось недовольство этой, в общем-то, демонстрацией произвола. Наоборот, почти повсеместно решение Пленума было встречено с одобрением, а то и с радостью (другой вопрос, что многие беспокоились за будущее страны — на место Хрущева пришли невыразительные, не пользовавшиеся поддержкой и даже известностью фигуры).

Ситуация кажется парадоксальной. То, что сделал за время своего руководства партией и страной Хрущев для всех слоев общества, для советских людей, по логике вещей, должно было обеспечить ему значительную популярность. Но оказалось, что ее не было. Собственно, в тот момент это никого и не могло удивить — слишком очевидно было все большее и большее падение авторитета Хрущева, даже уважения к нему в самых разных кругах общества.

Причины непоследовательности Хрущева, мне кажется, нельзя сводить к его чисто человеческим слабостям и прагматическому расчету (борьбе за власть), хотя было и то, и другое. Главное, видимо, в том, что сам он был порождением своей эпохи, порождением сталинизма. Конечно, разоблачение преступлений Сталина послужило началом глубоких политических процессов обновления — в этом великая заслуга Хрущева. Однако на большее в преодолении наследия сталинщины он, скорее всего, просто не был способен, других задач не понимал и не ставил, и потому перешел в политике к «бегу на месте». Едва ли тогда это очень ясно понимали даже политические аналитики, а тем более широкая общественность. Но в общественном сознании, наверное, созрела мысль о бесперспективности политики Хрущева, и это определяло настроения, в том числе среди рабочих и крестьян, которым, нередко грубо переигрывая, он так старался понравиться своей манерой поведения, своими выступлениями.

Такие настроения в народе, конечно, облегчили «дворцовый переворот» и даже в какой-то мере вдохновили его организаторов. Но этими людьми двигали, по моему глубокому убеждению, не высокие идеи — главными мотивами были самая банальная борьба за власть или страх потерять свое кресло, что бы ни говорили сегодня участники того сговора (в частности, охотно выступавший в последние годы в печати В. Семичастный — в момент октябрьского Пленума Председатель КГБ).

Я не располагаю никакими документальными данными о том, как было организовано смещение Хрущева (впрочем, те, кто смещал его, едва ли оставили по этому поводу много документов), но некоторые свои наблюдения помню хорошо. Я тогда работал в аппарате ЦК КПСС и видел, как около его здания, у постов на входах, в коридорах в те дни и некоторое время после них вышагивали или стояли, стреляя во все стороны глазами, незнакомые молодые люди в штатском. Опытные работники аппарата были особенно осторожны, разговаривая в служебных помещениях; даже дома, если кто-то с ними затевал серьезный разговор по телефону, тут же переводили его на футбол или погоду; если же в комнате были все «свои», делали красноречивый жест рукой в сторону потолка или телефона.

То один, то другой фрагмент происходившего выявлялся позднее — из услышанного, а в последнее время — и написанного (в частности, из воспоминаний С. Н. Хрущева и П. А. Родионова), и из этих фрагментов складывается картина заговора. Уже после октябрьского Пленума я тоже слышал рассказы о его подготовке и о том, что Брежнев отчаянно трусил, иногда чуть не до истерики. Позже я познакомился с Брежневым, не раз работал в коллективах, готовивших его выступления и отдельные партийные документы. И я еще расскажу о своих впечатлениях об этом человеке. Но в одном убежден: сам он едва ли мог быть мозгом и волей заговора. Допускаю, правда, что это была затея групповая, коллективная, и Брежнев вполне мог быть одним из трех-четырех главных организаторов. Но из всего, что я знаю и понимаю (сразу оговорюсь, что знаю и понимаю не все), следует: очень активную роль играл более волевой, более напористый Н. В. Подгорный, не мог не участвовать М. А. Суслов.