Валентина Краскова - Преступления за кремлевской стеной

И представил, как Виктор Петрович Брюханов скажет: «Ладно, мы подумаем». Я уйду, а он нажмет на кнопку: «Тут приходил один больной, вы его возьмите на контроль». Думаю — хорошо. Пойду к главному инженеру, Николаю Максимовичу Фомину. Моя дочь и его дочь учились в одном классе. Мы с ним как бы одноклассники. Ну, думаю, скажу ему: «Николай Максимович, такие-то дела. Взрыв скоро будет». А он — я считаю — руководитель даже в большей степени, чем Виктор Петрович Брюханов. Брюханов — человек добрый, у него душа мягкая, ему при коммунизме только работать, когда высочайшая сознательность будет. С ангелами. А Николай Максимович — тот мог и потребовать и, если понадобится, мог, как говорится, и кобеля спустить. И человек достаточно грамотный. Я представил, как он на меня посмотрит… И не пошел.

Все свои соображения по этому поводу я теперь послал в Москву. Я считаю, что необходимо создать комиссию, которая бы посмотрела на Чернобыль в историческом и психологическом плане. Старушки в наших краях жили, они говорили: «Идет время, когда БУДЕТ ЗЕЛЕНО, НО НЕ БУДЕТ ВЕСЕЛО». Я, когда вдумываюсь в эту информацию, потрясаюсь ее краткости. Зелено, но не весело. Вы представляете? Теперь из другого села информация, от других стариков: «Придет время, когда будет все, но не будет никого». И когда я летом и осенью 1986 года ходил по Чернобылю, когда все было — вы знаете это — и дома стояли, и сады, думал: это самая краткая информация, короче быть не может. БУДЕТ ВСЕ, НО НЕ БУДЕТ НИКОГО.

Мы, современные люди, исписали на тему чернобыльской аварии сотни тонн бумаги, информация по ЧАЭС занимает первое место в мире в 1986 году, это признали все, а тут вся информация вмещается в нескольких словах. Начало аварии: «Зелено, но не весело». Второй этап: «Все есть, и никого нет».

Говорят, когда татары сожгли Киев, они направились вверх по Днепру. Хотели взять какой-то северный город. Ну и вроде у хана Батыя была гадалка, ее звали Черная ворона. И она сказала: «На север не ходи. Пойдешь — погубишь войско». Он не послушал, пошел. И они дошли до Чернобыля, взяли Чернобыль и пошли дальше, вдоль Припяти. Так вот, будто бы в наших местах, где сейчас находится атомная станция, были тогда болота. И их конница стала в болотах тонуть. И вот в народе с тех пор, из поколения в поколение, передается легенда: мол, эти места, где у нас Калачи, Нагорцы, там были болота, и их когда-то называли «Кричали». Потому что степняки страшно кричали, когда их конница тонула. А наши предки, древляне, которые отступили, спрятались в этих лесах и болотах, слышали эти крики…

Мне кажется, надо поглубже покопаться в исторических источниках, летописях, легенды посмотреть. Может, действительно есть такие места, которые к беде ведут? Может, существуют какие-то, еще неизвестные нам, магнитные, силовые линии? Наверно, и это надо учитывать, когда строят такую махину, как атомная электростанция. Ведь когда в старину храмы строили — были такие люди, которые обладали божьим даром и выбирали место такое, где все чувствовали себя наиболее благоприятно.

Поэтому я и предлагаю — создать специальную комиссию, включить в нее историков, врачей, психологов, специалистов по парапсихологии, по неясным явлениям. Могут быть и другие ученые. Явление существует, его надо изучать».

Мы можем сколько угодно смеяться над вещими снами и предсказаниями, объявлять их чушью собачьей, мистикой, чем угодно. Представим себе, что в XVI веке был бы показан действующий телевизор: как бы к нему отнеслись тогдашние серьезные ученые, церковники, политики? Поэтому не будем спешить с отрицанием. Быть может, только лет через сто ученые расшифруют природу биополя и тех непонятных сигналов, что зарождаются в нашем подсознании, докажут их вполне материальное, квантовое или иное, происхождение — и тогда приводимые здесь свидетельства станут еще одним доказательством существования Прорыва-в-Будущее, о чем толкуют сегодня фантасты.

А может, ничего не докажут, и природа неясных предчувствий так и останется неразгаданной.

Но ведь, кроме подобных сигналов приближающейся грозы, были предсказания, к которым просто ОБЯЗАНЫ были прислушаться те, кто отвечал за атомную энергетику. Были люди, которые трезво и рационально предсказывали приход ядерного Апокалипсиса. И не где-нибудь, а именно на Чернобыльской АЭС.

Из письма Валентина Александровича Жильцова, начальника лаборатории Всесоюзного научно-исследовательского института по эксплуатации атомных электростанций:

«В 1984 г. работавший тогда на ЧАЭС т. Поляков В. Г. (старший инженер управления реактором — СИУР) направил непосредственно академику А. П. Александрову письмо со своими соображениями по поводу улучшения отдельных конструктивных решений по системам контроля и управления реактором, на которое он получил просто отписку. Уже после аварии он обратился в ЦК КПСС, Совет Министров и Госатомэ-нергонадзор. Все, о чем предостерегал т. Поляков (а независимо «от него и многие другие, еще на стадиях разработки проекта, экспертизы), случилось на Чернобыльской АЭС.

Вот какая цена была заплачена за пренебрежительно-барское отношение ко всему тому, что исходило из других ведомств. Здесь со всей очевидностью проявилась порочная система, когда неапробированные и недостаточно обоснованные расчетами и экспериментами решения без широкой и компетентной экспертизы сразу внедрялись и широко тиражировались».

Таковы реалий эпохи бюрократического благоденствия: отнюдь не мистические предчувствия, а самые что ни на есть реальные технические предсказания и опасения захораниваются в ведомственных дебрях, оплетаются паутиной безмолвия и равнодушия к судьбам сотен тысяч людей, которых может затронуть МГА — максимально гипотетическая авария (есть такой термин у технарей). «Откуда она явилась, эта «Звезда Полынь», — из ночей библейских или уже из ночей грядущих? — с горечью спрашивает Олесь Гончар. — Почему избрала именно нас, что хотела так странно и страшно сказать этому веку, от чего хотела всех нас предостеречь?»

И отвечает: «Современная наука при ее фантастическом, не всегда контролируемом и, может, не до конца познанном могуществе не должна быть слишком самонадеянной, не должна пренебрегать мнением общественности… Узковедомственные интересы сплошь и рядом мы ставим выше интересов общества, мнения населения насчет целесообразности ведомственных новостроек никто и никогда не спрашивает, узколобый, обуреваемый гигантоманией чиновник талдычит, что «наука требует жертв».

Юрий Геннадьевич Коляда, телеоператор Гостелерадио УССР:

«Мне запомнился день 25 мая. Приехали в Чернобыль и долго искали — с кем поехать на станцию. Нам нужна была «грязная» машина: я очень хотел снять развал четвертого блока. Нашли парня, который дежурил на проходной бывшей «Сельхозтехники». Попросили его. Он, по-моему, из Ворошиловграда. Он пошел в гараж и вывел поливалку. Разваленную, страшную, но она ездила. Мы с Пашей Власовым (это журналист, который вел телерепортажи) сели в машину. Надели «лепестки». Едем к станции. Наш парень спрашивает: «У вас есть какое-нибудь разрешение? Хоть что-нибудь?» — «Какое разрешение? Командировок нет». — «Ну, тогда я вас повезу со стороны монтажного района, там у вас ничего не спросят. Там можно подъехать к реактору вообще без всяких пропусков».