Елена Отто - Следующая остановка – Лондон. Реальные истории из жизни русских эмигрантов последней волны

Нельзя сказать, что торговый персонал бездействовал. Они принимали меры, но не могли угнаться за криминальной мыслью. Сначала в супермаркете поставили ворота с сигнализацией, закрутили металлические защиты на бутылки с крепким алкоголем и поставили охранника у входа. И еще одного в отделе спиртного. И добавили видеокамер в торговом зале. Мальчишки научились отвлекать охранников, откручивать крышки с защитами с коньяков и заменять их принесенными с собой и вычислили, какие углы не попадают в поле зрения камер. Они ходили в магазин небольшими группами, рассредоточивались по отделам, переговаривались по мобильному телефону о местонахождении охранника в данный момент и по приходе домой передавали информацию дальше: «Ребята, сегодня Грач дежурит – лучше не ходите». Или: «Сегодня Очкастый на смене, давайте, пока не вечер».

Девчонки со временем тоже подключились к бизнесу. Особенно прибалты. Прибалты, которые выехали в Великобританию через два дня после присоединения балтийских стран к Евросоюзу, были особенно ушлые прибалты. Те, кто уже прошел огонь и воду и которым, в принципе, море по колено. К тому же они не боялись депортации. Ну, депортируют – куплю билет и снова приеду. Поэтому их девчонки не отставали от парней. Хорошо работали в парах. Прямо Бони и Клайд. Ходили за ручку, обнимались и целовались на каждом шагу, играли в беспечные влюбленные пары, отвлекали внимание, а тем временем добросовестно освобождали магазин от необходимого им товара. Девчонок никогда не ловили. Они действовали осторожнее, продуманнее, вызывали меньше подозрений, и им легче было отмазаться в случае задержания. Они, как ни странно, и английским лучше владели, чем парни, и улыбаться хорошо умели.

Наигравшись с продуктами и спиртным, переключились на одежду. «Примарк» – самый дешевый и доступный для студенчества магазин. Одежда там не ахти какая, и качества посредственного, но зато большое преимущество – нет магнитной защиты на товарах. Всю верхнюю одежду, которую можно было примерить в зале на себя, так на себе и выносили. Свитера, футболки и рубашки надевались в примерочной одна на другую под собственную куртку. Старую обувь меняли на новую, оставляя старую прямо под скамейкой. Очень сетовали, что нельзя за раз надеть более одной пары обуви. Когда надоело отовариваться в «Примарке», наловчились выносить вещи из дорогих фирменных магазинов. Защиты снимали в примерочной щипчиками для ногтей. Особой облаве подвергся TK Maxx, в котором продаются хорошие стоковые вещи из фирменных магазинов с большими скидками. После того как мальчишки научились снимать защиты, продавцы стали прикреплять к защитам капсулы с краской – при попытке взломать защиту капсула лопается и заливает одежду стойкой ярко-желтой или красной краской. Мальчишки стали переклеивать ценники с дешевых вещей на дорогие и покупать их по «доступной» цене. Продавцы стали делать ценники с прорезями, которые распадались на кусочки при попытке отклеить. Мальчишки разозлились на TK Maxx и стали ходить в BHS, в котором по непонятным причинам принципиально не крепят защит на одежду. Зато считают, сколько вещей ты берешь в примерочную. И потом считают, сколько выносишь. Мальчишки повадились надевать на себя что-нибудь ненужное, переодеваться в примерочной и возвращать свою одежку под видом магазинной. Продавцы стали проверять наличие ценников. Мальчишки научились перецеплять ценники. Особенно полюбился им магазин фирменной спортивной одежды. Народ простой, любит ходить по городу в спортивных штанах и кроссовках. Поначалу это был самый простой способ вычислить наших на улицах. Девчонки в коротких юбках или обтягивающих джинсах и на каблуках, мальчишки в спортивных костюмах и кроссовках. Торговый персонал смекнул и стал отслеживать. Мальчишки прочуяли и стали одеваться, подражая шотландской молодежи, волосы щедро гелем смазывать и ставить ежиком, штаны ниже бедер приспускать, расслабленно-туповатый вид делать.

Главный менеджер спортивного магазина долго не мог поверить, что продавцы делают все возможное, чтобы предотвратить убытки. Многочисленные инструкции, выдаваемые на утренней планерке, в очередной раз не срабатывали, и к концу дня потери были видны невооруженным глазом. Защитные ворота на выходе были заменены, и охрана удвоена. Убытки не уменьшились. В конце концов в один прекрасный день он сам сел на выходе из магазина просматривать всех входящих и выходящих.

– Сидит? – веселились мальчишки, – вынося очередную найковскую толстовку. – Ну пусть сидит, нам он не мешает.

Мальчишек ловили. Еще как ловили! Иногда они лихо и нагло отмазывались прямо на кассе. Валера, например, собирал у людей чеки на купленное спиртное и ходил потом с ними в магазин за тем же товаром. Если его по привычке останавливали на входе, демонстрировал чек и басил:

– Бутылку купил позавчера. Могу чек показать.

– А зачем с собой носишь?

– На день рождения иду, с собой взял.

Иногда отмазываться в магазине не удавалось, мальчишек отводили в полицию, вызывали переводчика, заставляли платить штрафы, выгоняли с фермы, депортировали из страны, но они уже вошли во вкус и не могли остановиться. У Маратика, который не знал меры, было три привода в полицию. Один раз, когда ему присудили серьезный штраф, он достал свои недельные пэйслипы и продемонстрировал полицейским. «Ферма дурная, урожая нет, управляющий – зверь, зарабатываю по тридцать пять фунтов в неделю, краду, чтобы с голоду не умереть. Домой ехать денег нет». Так и отпустили ни с чем. Не то чтобы ему работать не давали – нет, сам же прогуливал. То с перепоя, то с перепугу, то в очередном вояже за товаром. Пол-Шотландии объехал. Можно сказать, мир посмотрел. Провожали его двумя караванами. Каждый нес по Маратиковой сумке. Сам он выехать был не в состоянии. Заказывали такси до самого Данди. Две недели перед отъездом он добросовестно выбирал подарки для родственников, стараясь никого не упустить. В приступе небывалой жадности он упаковал в багаж свою полуметровую сковороду и набор клюшек для гольфа, доставшийся по дешевке на уличной распродаже.

Он позвонил нам уже из дома и возмущенно сказал, что его пытались оштрафовать за перевес багажа на тридцать килограммов. Выписали квитанцию на сто двадцать фунтов.

– Неужели заплатил? – выдохнули мы хором.

– Нет, я сказал, что я бедный студент, еду с фермы, ничего не заработал, и показал им свои пэйслипы.

Чем может заняться интеллигентная дама бальзаковского возраста в Лондоне, если серьезных проблем с языком, документами и деньгами нет, а семейная жизнь не задалась? Если уйти от мужа не позволяют ни финансовые, ни визовые, ни моральные обстоятельства, а в жизни пустота и неудовлетворенность. Если работа не такая, чтобы увлечься карьерой, если денег не столько, чтобы жить в свое удовольствие, если, несмотря на свободный английский язык и британский паспорт, англичане не становятся новыми друзьями и собеседниками. Остается писать стихи. Или прозу. Или заметки про свою жизнь, если совсем нет таланта. И если ей попадается еще одна творческая русская женщина, они могут периодически встречаться, чтобы обсудить свои переживания и почитать друг другу стихи. Ну а если она берет в руки русскую газету и видит объявление о наборе в бесплатный литературный кружок, где участники могут вынести на суд читателя свои произведения и обсудить чужие опусы – она, конечно, позвонит и запишется. И каждый пятничный вечер будет исправно ходить на собрания кружка не столько чтобы стать великой и знаменитой поэтессой, сколько ради простого человеческого общения среди понятных и близких по духу людей. Потому что, сколько ни живи среди англичан, понятными и близкими по духу они никогда не станут и даже не попытаются. У них вообще не принято лезть друг другу в душу. Поэтому каждый живет сам по себе и умирает в гордом одиночестве. Никому не нужный и никем не замеченный.