Елена Отто - Следующая остановка – Лондон. Реальные истории из жизни русских эмигрантов последней волны

Рядовые украинцы и белорусы метро не взрывали, но злоупотребили английским гостеприимством во всю ширь славянской души. Они охотно сочинили истории о явных и воображаемых преследованиях в родной стране, послушно обменяли свои паспорта на удостоверения личности, смиренно приняли бесплатное жилье и пособие по безработице и с удовольствием начали новую жизнь в цивилизованной стране. Рассмотрения дел затягивалось на годы, и мнимые жертвы режима по пять-шесть лет получали пособия по безработице, регулярно ходили отмечаться в Хоум Офис и потихоньку себе работали, конечно.

Мой знакомый Виталик из Питера признался, что первые два года он вообще ничего не делал, только учил язык и исследовал страну. Виталик приехал по студенческой программе собирать капусту. Ну, собственно, ее он в некотором смысле, и собрал. Доверчивый фермер выплатил им двухнедельную зарплату авансом, так сказать, на обустройство и больше своих работников не увидел. Получив по четыреста фунтов стартового капитала, пацаны рванули в Лондон, где их надоумили объявить себя жертвами политического режима и перейти на полное государственное обеспечение. Что они с радостью и сделали. Халява подпортила и без того нетрудолюбивый характер, и из всех полезных начинаний Виталик довел до ума только английский язык. Все остальное время он самозабвенно провалял дурака в ожидании решения своего дела.

В случае благоприятного исхода люди получали британское гражданство, а следом социальную квартиру и различные пособия. В случае отказа всегда была возможность подать апелляцию, которую рассматривали еще пару лет, потом другую апелляцию, а потом пройти по статье «десять лет легального проживания в стране», после которого в любом случае полагался британский паспорт. При самом неблагоприятном сценарии, когда человек с легального проживания переходил на нелегальное, нужно было продержаться четырнадцать лет, и британский паспорт вручался автоматически, за долготерпение.

Сдаваться было легко, сдаваться было модно, и когда к группе белорусских студентов, работающих на английской ферме, подвалил иммиграционный юрист с предложением объявить себя политическим беженцем, они решили, что судьба подкинула им уникальный шанс. Они сочинили себе истории жестокого политического преследования в родной Белоруссии и добровольно сдали свои паспорта на «расследование дела». Алекс всегда отличался буйным воображением, а в двадцать один год тянуло на подвиги, хотелось увлекательной жизни, полной приключений и опасностей, поэтому история, которую он сочинил для Хоум Офиса, больше годилась для шпионского романа, чем для судебного заседания. Она была настолько невероятна, что дело его никак не могли решить позитивно, но в то же время так замысловата, что простого решения не приходило, и чиновники все тянули, тянули.

Шли годы, и Алекс постепенно осознавал, что попал в ловушку. Что домой теперь не съездить даже на недельку, не повидать родителей, не посмотреть Европу, которая расстилает свои заманчивые горизонты через Ла-Манш. Через пять лет он получил свой первый отказ, подал апелляцию, протянул еще два года, получил второй отказ, и надо было опять подавать апелляцию, но повторять в свои неполные тридцать весь этот бред, который он рассказывал в двадцать один год, было уже нелепо, и он забил на это дело. Просто остался жить и работать, игнорируя предписания Хоум Офиса. Первые месяцы все ждал, когда придут его депортировать. Нервничал при проверке проездных в транспорте. Вздрагивал от громкого стука в дверь. Потом устал бояться. Он уже был готов идти сам в иммиграционную службу и объявлять себя нелегалом, чтобы прекратить этот мучительный процесс ожидания, но как иных грешников наказывают долгой жизнью, так Алекса оставили наедине с его воображением, надеясь, что совесть возьмет верх, и он добровольно покинет страну. А может, просто затеряли его дело в своих шкафах и забыли о его существовании.

Искать работу было легко. Поляки еще не вошли в Евросоюз, и работать на низкооплачиваемых позициях в Великобритании было некому. Поэтому людей брали с улицы, обучали, создавали им все условия, платили хорошие деньги и очень ими дорожили.

– Мы звонили по объявлениям и говорили, что мы очень хотим работать. Они спрашивали: работали по этой специальности? Не работали. Английский хороший? Плохой. Разрешение на работу есть? Нету. Хорошо, приходите.

Но Алекс не растерялся и в первые же полгода, пока у него еще была настоящая виза, оформил себе водительские права, по которым ездит до сих пор. Водительское удостоверение в Великобритании приравнивается к паспорту. Оно является удостоверением личности, с ним можно открывать счета в банке, оформлять документы, покупать недвижимость и устраиваться на работу. Паспорт необходим только для выезда за границу. Поэтому Алекс оформил себе права и все десять лет добросовестно по ним работал и даже иногда платил налоги.

Когда Алекс понял, что терять ему уже нечего, он решил начать путешествовать. Взял свой бельгийский паспорт, купленный полтора года назад на всякий случай, но до сих пор не пригодившийся, пригласил подходящую для подобной прогулки девушку и выехал паромом Дувр – Кале во Францию. Проехав автобусами Францию, Германию и Польшу, добрались до Белоруссии, навестили родителей, отлично провели время. Правда, девушка, добравшись до родины, решила там остаться, и в Великобританию Алекс уже возвращался один. Какими-то окольными путями понесло его через Литву в Швецию – то ли на билетах хотел сэкономить, то ли решил, что «фана» недостаточно, но добрался он до скандинавских земель. Провел там пару недель, навестил давних друзей и совсем уже было собрался домой, то есть, в Великобританию, но неожиданно ему попался на границе дотошный иммиграционный офицер, который заметил, что у него «ус отклеился», и Алекса задержали. Отправили в участок на расследование, а оттуда в распределительный центр, куда попадали нелегалы и граждане с непроясненным статусом.

Распределительный центр Алекс по привычке называет шведской тюрьмой, потому что он ограничивал его свободу передвижения, а этого он терпеть не мог. Даже чопорные чиновники из Хоум Офиса и то ограничили его передвижения границами острова, а остров все-таки не маленький. Правда, у Алекса была редкая форма клаустрофобии, при которой он задыхался от тесноты на тысячах гектаров английской земли в самом большом городе Европы, и природа этой клаустрофобии была скорей надуманная, чем настоящая, потому что хотелось ему всегда туда, куда не пускали.

В этой импровизированной шведской тюрьме Алекс провел лучшие месяцы своей жизни, потому что, по его словам, тусовка там была, что надо. В распределительном центре ожидали решения своей судьбы десятки людей, прибывших из разных стран мира и говорящих на всевозможных языках, а поскольку общаться Алекс любит больше всего на свете, то он довольно быстро освоился и перезнакомился с каждым заключенным. Распределительный центр представлял собой лагерь беженцев, в котором они были на полном государственном довольствии, занимались, чем хотели, свободно передвигались по территории лагеря и были ограничены только главной стеной по периметру. Таким образом, в центре собралось множество разных людей, не очень несчастных, потому что кормили неплохо и содержали даже лучше, чем некоторые жили в родной стране при полной свободе, ничего не заставляли делать, и атмосфера для тусовки была превосходная. Алекс получал «фан» по полной, и был абсолютно счастлив. Там он подучил польский язык, с легкостью освоил чешский и немного ознакомился со шведским.