Елена Отто - Следующая остановка – Лондон. Реальные истории из жизни русских эмигрантов последней волны

Определение его дальнейшей судьбы затянулось на полгода. Шведские власти не могли принять решение по его вопросу, потому что не могли определить его принадлежность. На самом деле он был белорусом с еврейскими корнями и польской фамилией, задержанным при переезде из Швеции в Великобританию по бельгийскому паспорту. Было от чего ломать голову. Они не знали, куда его отправить. Белоруссия его не принимала, потому что, объявив себя политическим беженцем, он отказался от белорусского гражданства и утратил белорусский паспорт. Великобритания его не принимала, потому что он не являлся ее гражданином и потерял право находиться на ее территории. Швеция оставить его тоже не могла, потому что к ней он не имел никакого отношения. Они связались с бельгийцами, но те сказали, что наличие у Алекса фальшивого бельгийского паспорта ни в коей мере не делает его гражданином Бельгии. Поэтому Алекс еще несколько месяцев наслаждался своей полной безнаказанностью в распределительном центре, пока его практически принудительно не депортировали в Великобританию и велели больше оттуда не высовываться.

Европейские горизонты опять сузились до размеров крохотного британского островка, и Алекс почувствовал себя глубоко несчастным. Потом рассудил, что теперь ему бояться вовсе нечего, и перестал бояться вообще. Он провозгласил себя Гражданином мира и милостиво согласился пожить на маленьком отсталом островке еще несколько лет, пока доброе британское правительство не вознаградит его паспортом за долготерпение. А потом можно махнуть куда-нибудь в Австралию – нет, пожалуй, тоже тесновато, ну тогда в Африку или Южную Америку и отлично потусоваться следующие десять лет.

Последние дни на шотландской ферме. Шестимесячная сельхозвиза закончилось и продлению уже не подлежит. А меня с детства учили соблюдать законы. Приходится покидать страну в день окончания визы. Полдня сидела на прибрежных валунах и думала о том, как здорово жить на берегу моря. О том, что не люблю большие города и толпы людей. О том, что никогда не чувствовала себя настолько свободной, как среди этих холмов и полей. И что никогда в жизни не видела такой ослепительно зеленой травы в начале ноября.

Домой не хотелось. Полгода, проведенные в Шотландии, пролетели как один день, и я даже не успела соскучиться. Каждое воскресенье я по три часа разговаривала с родителями и расстояния, разделяющего нас, почти не ощущала. Мы уже бесконечно долго ожидали паспорта из Хоум Офиса, и наши чемоданы стояли упакованными несколько дней. Народ по ферме ходил обозленный и не способный к диалогу. Не с кем было поговорить о замечательном времени, которое мы здесь провели, и о необыкновенно зеленой траве в начале ноября. У людей остро стоял вопрос учебы в университете. Им было не до лирики.

А я сидела на берегу моря и думала, что я не возражаю, если паспорта задержатся еще на пару дней. Можно будет еще немного пожить здесь. Подумала – и сама внутренне устрашилась: как бы кто не прочитал мои мысли. Они же просто бросят меня и уедут. Хорошо, если не побьют. Всю неделю лениво паковала чемоданы, по десять раз перекладывая каждую вещь. Так много хотелось увезти, и так мало было места. Двадцать три килограмма лимит и дорога длиной в пять тысяч километров. Я снова и снова перебирала багаж, пытаясь переосмыслить ценность каждой вещи. Пришел Витя и утрамбовал все за две минуты. Закрыл чемодан на замок и запретил мне открывать его до самого отъезда. Я обиделась и пошла искать сочувствующих.

Витя был очень злой в эти дни. Он задержался в Великобритании на месяц дольше, чем планировал, и возвращение на пятый курс стояло под угрозой. Славу уже отчислили пару недель назад. С правом восстановления на курс ниже. Витю до сих пор не отчислили, потому что он шел на красный диплом и потому что его мама работала секретарем в деканате. Мама поставила вопрос ребром: если вы отчислите моего сына, я уволюсь. Найти нового секретаря в деканат – задача не из легких, мало желающих занять вакантное место. Слишком много мороки при слишком маленькой зарплате. В итоге Витя все еще числился на пятом курсе, и из-за него мы уже три раза сменили билеты, потому что он не хотел терять ни дня, а нам каждый день обещали прислать паспорта. Оставаться в Великобритании он не хотел, планировал следующим летом рвануть в Америку. При маме-секретаре всегда можно нарисовать себе нужный студенческий статус.

По дороге мне попался Слава. Слава уже смирился с тем, что ему придется задержаться на год в стенах университета, но все еще ходил мрачный. Один год не поступил, потом два года армии, и теперь еще один год вылетает в трубу. Он уже на три года старше своих одногруппников, и ему до смерти надоела эта университетская тягомотина и домашние мальчики. А теперь нарисовался еще один год, отделяющий его от заветных корочек и самостоятельной жизни. Он злился, что у него нет мамы в деканате и поэтому он уже четыре года наблюдает, как легко Витя получает то, что ему, Славе, дается с таким трудом. Одного взгляда на него было достаточно, чтобы понять, что говорить с ним о красоте шотландских полей бессмысленно. Слава ненавидел эту работу, эту ферму и эту Шотландию. Он отчаянно хотел уехать и больше никогда не возвращаться. Он приехал, заработал денег – и больше от этой страны ему ничего не было нужно. Ему вполне нравилось дома – и в гробу он видел этот Запад.

Тогда я пошла жаловаться Мише. Миша смертельно не хотел уезжать. На ферме у него было все, что нужно для счастья: жилье, работа, деньги и Надя. Домой его не тянуло. Не хотелось учиться, не хотелось жить с родителями, не хотелось терять Надю. Надя училась в другом городе, и видеться с ней предстояло только раз в две недели по воскресеньям. Несколько раз он заикался: а не плюнуть ли на все и не остаться ли нам в Шотландии? Но у Нади тоже маячил красный диплом, и расставаться с этой перспективой она не хотела. Миша страдал, но молчал. Я подошла к нему и в сотый раз сказала, что тоже не хочу уезжать. Он одарил меня скорбным взглядом и ничего не ответил.

Поговорила по телефону с Андреем. Пару месяцев назад Андрея выслали с фермы за какое-то мелкое жульничество. Порядочные люди всегда попадаются на мелочах, потому что жульничать не умеют. Управляющий велел ему покинуть ферму в два дня. Мы очень переживали по поводу его отъезда. Сейчас он работал в Манчестере на складе, твердо намеревался уехать домой до окончания визы, потому что твердо намеревался приехать следующим летом. Если не в Англию, так в Америку.

Говорить с Надей о том, чтобы остаться, было бессмысленно изначально. Для этого она была слишком практична. Наде нравилось в Шотландии, у нее обнаружились неплохие способности к зарабатыванию денег, но она не хотела оставаться нелегалом без права работы. Вариант с жильем и работой она бы еще рассмотрела, но рисковать учебой, красным дипломом и будущей карьерой – во имя чего? Надя хмурит брови и советует мне не уподобляться Оксане. Оксана уехала двумя месяцами раньше и знаменита у нас тем, что имеет привычку отчаянно скучать то по России, то по Англии, в зависимости от того, где она находится в данный момент. Она уже в прошлом году приезжала в Англию по сельхозпрограмме, за несколько месяцев страшно соскучилась по родителям и друзьям и уехала, не дожидаясь окончания сезона. Едва пережила зиму, как рванула в Англию с первой же оттепелью, еще и сманив с собой несколько ребят. Ах, Англия! Ах, ферма! Ах, беззаботная студенческая жизнь! К осени опять заскулила по дому. Получила паспорт раньше остальных и с первым же рейсом умотала домой. Теперь каждый день пишет на ферму письма о том, как она не может жить без Англии. Мы бы сейчас нашли с ней общей язык, но поддержать меня здесь она не могла.