Елена Отто - Следующая остановка – Лондон. Реальные истории из жизни русских эмигрантов последней волны

Что самое сложное? Все относительно сложно и относительно просто. Ко всему потихоньку привыкаешь. Привыкаешь копировать чужую подпись для оформления банковских бумаг. Но все равно каждый раз думаешь, насколько похожа эта подпись на ту, что в паспорте. Привыкаешь знакомиться: «Я Эрика, мне тридцать два года, я приехала из Литвы четыре года назад». Хотя на самом деле, мне еще нет тридцати, и очень грустно добавлять себе лишние два года. Привыкаешь, что у тебя день рождения восемнадцатого марта, а не пятого августа, хотя праздновать его приходится два раза в год. Забавно даже. А любители астрологии все время заявляют, что я совсем не похожа на Рыбу. Привыкаешь к ежегодным проверкам документов на работе. Хотя каждый раз мысленно упаковываешь чемоданы. Привыкаешь сохранять ленивое безразличие, когда очередной сотрудник пристрастно изучает твой паспорт. Привыкаешь спокойно спать по ночам, не ожидая, что в любой момент придут с обыском. Привыкаешь держать наготове спортивную сумку в доме – на случай внезапной депортации. Там деньги, документы и теплые вещи. Ко всему привыкаешь. И не привыкаешь одновременно. Все равно вздрагиваешь, когда грубо и незнакомо стучат во входную дверь. Когда полиция заглядывает к тебе по поводу угона соседской машины. Когда в офис нагрянула внеплановая комиссия. Когда на выходе из метро стоят полицейские и проверяют документы у всех проходящих. К этому никогда не привыкнешь. А хуже всего, что рано или поздно придется расстаться с этим именем – ведь этот паспорт нельзя будет ни продлить, ни обменять, и ты потеряешь все – рабочее место, репутацию, опыт работы, блестящие рекомендации. Ты потеряешь все свои дипломы об окончании языковых курсов и сертификаты о повышении квалификации, о прохождении всевозможных тренингов. Ты не сможешь использовать их в Лондоне для следующей работы, и ты не сможешь использовать их в Украине. Потому что все эти бумаги оформлены на мифическую Эрику Радвилиене, и пять лет жизни в Лондоне лопаются как мыльный пузырь. Ты не можешь рассказать своему украинскому боссу, чем ты занималась в период с 2001-го по 2006-ой год. Не училась, не работала, не находилась в декретном. Тупо лежала на кровати. В коме.

Что самое тяжелое? Что ты есть и тебя одновременно нет. Ты – пародия на саму себя, и пять лет под чужим именем красиво улетают в трубу.

Я стою у дома друзей и барабаню в дверь. Договаривались с приятелем об одной совместной покупке, и я уже в десять утра нахожусь в противоположном конце города. Дом большой, возможно, все еще спят и меня никто не слышит. Стучусь громче. Потом слегка пинаю дверь ногами. Мертвая тишина. Достаю мобильный и начинаю звонить по всем телефонам подряд. Старым, новым, мобильным, домашним – в надежде, что хоть один валяется где-нибудь в гостиной, его услышат и откроют мне дверь. Перспектива ехать обратно через весь город несолоно хлебавши нисколько меня не радует. Наконец, в трубке раздается размеренный голос Паши.

– Лена, это ты?

– Ну я, разумеется, черт бы вас всех побрал! Ну, мы же договорились, что я после десяти приеду, что вы там, умерли, что ли!

Паша возникает на пороге через добрых пять минут и сурово сообщает с порога:

– Лена, у нас полдома нелегалов, какого черта ты ломаешь дверь?

– Да потому что вы не слышите!

– Все всё прекрасно слышат. И уже упаковали чемоданы с перепугу.

– О Господи, вы чего, совсем параноики?

– Поживи девять лет без паспорта, станешь параноиком…

Звоню в расстроенных чувствах другому приятелю. Белоруссия. Одиннадцать лет в стране по чужому паспорту.

– Макс, ты тоже начинаешь собирать чемодан, когда слышишь громкий стук в дверь?

– Конечно! Я его даже не разбираю! Он у меня уже четыре года стоит в углу собранный. И лестница к окну приставлена. Я даже на ночь окно не закрываю, на случай побега, – и громко хохочет в трубку.

– Издеваешься! – злюсь я. – А я тебе посочувствовать собралась.

– Да брось, Лен, я уже устал бояться. Выгонят так выгонят. Я уже привык жить с этим ощущением. Но ты все-таки звони, прежде чем приходить в гости.

Подруге заблокировали банковскую карту. Позвонили из банка и сказали, что счет восстановлению не подлежит, и попросили прийти с паспортом и снять все деньги. Причины – при личной встрече. Несколько дней они всем домом ломали голову, что может за этим крыться, и остановились на варианте, что, подписывая заявительную форму на замену пластиковой карты, она недостаточно удачно скопировала свою «литовскую» подпись. Образцы разошлись, сотрудники банка забили тревогу. Всем домом уговаривали ее не ходить в банк. Но на счету лежало несколько тысяч фунтов непотраченной зарплаты, и дарить их банку не хотелось. По дороге в банк она зашла к нам на работу попрощаться. На всякий случай. В дубленочке не по сезону и с рюкзаком через плечо. «Возможно, меня уже ожидают в банке, – пояснила она. – Попросят заполнить какие-то формы, а сами позвонят в полицию. И полечу в Россию без права забрать вещи». Я впервые в жизни видела ее напуганной. И испугалась тоже. Ее муж отпросился с работы и кругами ходил вокруг банка, чтобы, по крайней мере, быть рядом, если что… Все обошлось. Банк выдал все деньги наличными и отпустил с миром.

Она улетела через неделю в Россию вместе с мужем. Не захотели жить в страхе.

– Скажите, а к вам посетителей пускают? – спрашивает главный редактор по телефону.

– Да, только нужно сделать заявку и оформить пропуск.

– Мы бы хотели приехать к вам в гости.

Швейк разражается смехом.

– Нет, я понимаю, что вы заботитесь о своих читателях, но чтобы настолько!.. Не берите в голову, я понимаю, вы занятой человек.

– Да нет, мне просто интересно. Такая своеобразная экскурсия. Для общего кругозора.

– Ну, коли так – приезжайте. Мне было бы интересно с вами познакомиться. Только возьмите кого-то в сопровождение. Все-таки это – мужская тюрьма.

Наша редакция выпустила всего несколько номеров газеты, а тут вдруг приходит письмо от одного из читателей с просьбой оформить ему подписку. Мы тогда о подписке даже и не думали еще, все наши читатели могли бесплатно брать газету в русских магазинах Лондона, но он сказал, что сидит в тюрьме, и возможности сходить в русский магазин у него нет. А вообще он экономист из Прибалтики, осужден совсем недавно и еще не совсем освоился с мыслью, что он заключенный. Мол, такие порядочные мама с папой, интеллигентнейшее семейство. Да и сам от себя никак не ожидал такого поворота событий. Неожиданно все получилось, и вроде как даже и не всерьез. В тюрьме ходит в библиотеку, осваивает новые компьютерные программы, английский учит. Ему хочется почитать что-нибудь на русском языке, потому что в тюремной библиотеке всего двадцать русских книжек и он их все уже давно прочитал, а читать английские книжки – скорей труд, чем удовольствие. Случайно ему в руки попался экземпляр нашей газеты, он решил связаться с редакцией.