Николай Никулин - От братьев Люмьер до голливудских блокбастеров
- Название:От братьев Люмьер до голливудских блокбастеров
- Автор:
- Жанр:
- Издательство:Литагент 5 редакция «БОМБОРА»
- Год:2020
- Город:Москва
- ISBN:978-5-04-104156-4
- Рейтинг:
- Избранное:Добавить в избранное
-
Отзывы:
-
Ваша оценка:
Николай Никулин - От братьев Люмьер до голливудских блокбастеров краткое содержание
От братьев Люмьер до голливудских блокбастеров - читать онлайн бесплатно ознакомительный отрывок
Интервал:
Закладка:
МОЖНО НЕ СОГЛАШАТЬСЯ С ПОЗИЦИЕЙ РУБЛЕВА. С ДРУГОЙ СТОРОНЫ, И САМ ТАРКОВСКИЙ НЕ ЗНАЕТ, КАКИМ ПО-НАСТОЯЩЕМУ ДОЛЖЕН БЫТЬ ХУДОЖНИК. ЕГО ЗАДАЧА – ПОКАЗАТЬ, КАКИМ ОН БЫТЬ НЕ ДОЛЖЕН, А ИМЕННО – СТАВИТЬ СЕБЯ ВЫШЕ НАРОДА.
«История так поступает с людьми: она их избирает, приводит их в движение и заставляет погибнуть под ее же тяжестью», – и ведь не поймешь, откуда эти слова, из отзыва на «Иваново детство» или его философской работы.
Про следующий фильм, «Андрей Рублев» (1966), можно было бы привести цитаты из философов любого направления – уж больно глубоким он вышел. Все будет одновременно и про то, и не совсем. Вообще, если по-хорошему, лента скорее заставляет зрителя надеть костюм философа и самостоятельно родить концептуальную мысль. Ибо если при просмотре картины вдруг заскучать, то ничего иного не останется, как осознать свое место в мире. «Андрей Рублев» не решает за зрителя, где нужно плакать и смеяться, не навязывает ему верное понимание происходящих событий – напротив, он приглашает к диалогу. Зритель, точно оказавшись за школьной партой, выбирает себе для сочинения следующие темы: «Художник и власть», «Художник и вера», «Художник и темный народ» и другие. Потому что по-другому никак. О самом иконописце XV века мало что известно. И портрет его может быть дан лишь на фоне эпохи, общества, времени. Верно написал Пастернак:
Не спи, не спи, художник,
Не поддавайся сну, –
Ты – вечности заложник
У времени в плену.
А в плену он был у времени дождливого, грязного, темного. Здесь между ангелом и дьяволом велась борьба не только за душу, но и за плоть, тело и мясо. Тарковского по выходе картины в чем только не обвиняли (это нормально – пытаться ущипнуть гения), но главный упрек был в натурализме. Зачем нужно было умерщвлять лошадь? Для чего поджигали корову? К чему все это беспросветное насилие? Не видно художника в фильме, не унимались критики. Зато видно Христа – как бы отвечал Тарковский, – ибо не там он, где все хорошо, а там, где плохо, где в нем нуждаются. Вера не существует сама по себе, она – в людях, в крови, в единстве. Можно не соглашаться с позицией Рублева. С другой стороны, и сам Тарковский не знает, каким по-настоящему должен быть художник. Его задача – показать, каким он быть не должен, а именно – ставить себя выше народа. Беззаботность – вот что отличает людей.
«Эти бедные селенья, эта скудная природа», как писал Тютчев, не отвращают людей от того, чтобы они собирались, «ристали и ржали, как кони, и делали скверну». В «Стоглаве» – сборнике решений Стоглавого собора 1551 года – так и говорилось: «Еще же мнози от неразумения простая чадь православных християн во градех и в селех творят еллинское бесование, различныя игры и плескание». Ирма Рауш в роли Дурочки – наглядный образ народного косноязычия, намеренного отказа от излишних умствований. А что уж говорить о скоморохе, которого мастерски сыграл Ролан Быков? Его роль, подобно философии фильма, сложилась самостоятельно. Быков сам ее продумал, сам написал музыку и разработал характер. Ах, как порой безжизненны сценарии! Народную же стихию ничем не унять. Такова жизнь, как она есть, – ясные, драматургически отточенные сюжеты создаются лишь с целью лукавой режиссерской манипуляции. Тарковский к зрителю относился, как Рублев к народу, – с любовью. Показательна сцена, когда во время народных языческих гуляний Рублева (Анатолия Солоницына) «хватают да вяжут», а простодушная Марфа (Нелли Снегина) говорит ему: «Вдруг дружину наведешь, монахов, насильно к своей вере приводить будете. Думаешь, легко вот так в страхе жить?»
В «ЗЕРКАЛЕ» (1974) ЭТО И ПРОИСХОДИТ, ПРИЧЕМ НА ПОЭТИЧЕСКОМ УРОВНЕ. КАК В СТИХАХ МЕТАФОРА ВАЖНЕЙ СЮЖЕТА, ТАК И В КАРТИНЕ ТАРКОВСКОГО ОБРАЗ ПЕРВИЧЕН ПО ОТНОШЕНИЮ К ПРОИСХОДЯЩИМ НА ЭКРАНЕ СОБЫТИЯМ.
А Андрей отвечает: «А вот и страх кругом потому, что либо совсем без любви, либо срамная она да скотская. Одна плоть без души, а любовь братской должна быть».
В следующем его фильме «Солярис» (1972), этом, как называл его фантаст Станислав Лем, «Преступлении и наказании» в космосе, тема любви поднимается тоже – только уже в ином разрезе: способен ли человек полюбить плод своей фантазии? А может ли фантом человеческого сознания, в свою очередь, любить и вообще испытывать подлинные чувства? Такая смелая заявка посильнее историй об однополой любви или любви между человеком и чудовищем! У Лема, автора одноименного романа, Солярис, этакий разумный океан, создавал у космической экспедиции галлюцинации, воздействовал на сознание. Подобное галлюциногенное средство явно запретили бы на Земле, но в космосе нет законов. Из трех ученых на станции лишь у Криса есть склонность к сентиментальности. И доктор Сарториус, и Снаут, в общем, преданны науке. Разумеется, коварный Солярис выбрал в качестве жертвы уязвимого Криса, послав ему призрак умершей жены Хари. И ладно бы она была покладистой, кроткой, ан нет – ей человеческие страдания не чужды. Смотрит вот она на картину Брейгеля в библиотеке корабля и тоскует: нет, не видать ей столь живописных снежных пространств, резвящихся людей, жизнелюбивых птиц. Закована она сознанием Криса – и, глупышка, не понимает, что временами воображение сильнее реальности.
БРАТЬЯ СТРУГАЦКИЕ, НАПИСАВШИЕ ПОВЕСТЬ «ПИКНИК НА ОБОЧИНЕ», А ЗАТЕМ И СЦЕНАРИЙ ПО НЕЙ, ЕДВА ЛИ МОГЛИ ОЖИДАТЬ, ЧТО ИХ ТВОРЕНИЕ В ИТОГЕ ПРЕОБРАЗУЕТСЯ В РЕЛИГИОЗНУЮ ПРИТЧУ. НО ТАРКОВСКИЙ НИКОГДА И НЕ СТРЕМИЛСЯ УГОЖДАТЬ ЧЬИМ-ТО ЖЕЛАНИЯМ, КАК И КОМУ-ЛИБО ПОНРАВИТЬСЯ.
А как бывают сильны слова перед этой беззащитной реальностью? «В начале было слово» – это ведь цитата не только из романа Умберто Эко, как мы помним. Словами мы думаем, создавая будущее. Словами же вспоминаем, освежая прошлое. В «Зеркале» (1974) это и происходит, причем на поэтическом уровне. Как в стихах метафора важней сюжета, так и в картине Тарковского образ первичен по отношению к происходящим на экране событиям. Но если он первичен, это еще отнюдь не значит, что он должен восприниматься отдельно. Тело является зеркалом души, материальный мир – зеркалом духовного, и одно без другого не существует. Зеркало – связующее звено. Так и фильм Андрея Тарковского – зеркало стихов его отца. Первоначально название фильма как раз состояло из первой строчки стихотворения: «Белый белый день».
«Белый-белый день ‹…›
Никогда я не был
Счастливей, чем тогда.
Никогда я не был
Счастливей, чем тогда.
Вернуться туда невозможно
И рассказать нельзя,
Как был переполнен блаженством
Этот райский сад».
На съемочной площадке Андрей Тарковский от беспомощности найти подходящее название даже выставил ящик шампанского – ну, сочините уже дельное название хоть кто-нибудь! Выбрали «Зеркало». Вполне исповедально. Ведь лента рассказывала о детстве Тарковского, о его доме, о его потерянном рае. По словам Борхеса, именно потерянный рай является наиболее подлинным. Потому что его уже невозможно потерять. А из утрат и состоит полнота жизни. Кстати, о жизни: актриса Маргарита Терехова, сыгравшая в фильме и мать, и жену, призналась, что Тарковский разделил ее жизнь на «до» и «после». Право слово, в этом смысле она совсем не одинока!
Читать дальшеИнтервал:
Закладка: